Бабье лето - [42]

Луна скрылась за облаками – стало совсем темно. Болтон поднес записку поближе к огню.

«Пожалуйста, пойми, у меня нет выбора, и я поступаю как лучше, как должно быть лучше. Когда-нибудь ты поймешь. Когда-нибудь ты поблагодаришь меня за мое решение. Болтон, любимый… пожалуйста, прости меня«.

Он сложил записку и сунул ее в карман.

– Что же случилось? – спросил он у сестры.

– Я не знаю, что сказать. Я ждала во дворе дома, а она зашла внутрь позвонить. Потом вышла – страшно бледная. Я спросила, все ли в порядке, и она ответила, что не может мне ничего объяснить.

Келли опустилась на одеяло рядом с Болтоном и взяла его за руку.

– Она попросила меня отвезти ее в аэропорт, – сообщила она брату.

– Ты отвезла ее! – вскричал Болтон.

– Поверь, Болтон, я не хотела. Я просила ее сначала поговорить с тобой, сказала, что ты отвезешь ее, но она была непреклонна. – Келли смахнула слезу. – Ну что еще я могла сделать?

– Все в порядке, Келли. – Болтон поднялся на ноги. – Это не твоя вина.

– Что ты собираешься делать? – встревоженно спросила она.

– Собираюсь выяснить, почему она уехала… и отправлюсь за ней, – сказал он.

– Болтон, но… что если она не хочет тебя видеть? Она не обязана любить тебя только потому, что ты любишь ее. У женщин ведь есть такое право.

– Она меня любит, – уверенно заявил Болтон.

– Откуда ты знаешь? – Келли задала этот вопрос не из праздного любопытства – она искренне сочувствовала брату и хотела ему помочь.

– Мое сердце знает, – сказал Болтон.

– Вздор. – Она всплеснула руками, вскочила на ноги и принялась помогать брату сворачивать стоянку. – Эй, в ближайшее время мне совершенно некуда деться. Можно, я буду тебя сопровождать? – Он окинул ее удивленным взглядом, но она не сдавалась. – Может, я чем-то смогу тебе помочь. Ну, например, зашнурую боксерские перчатки или сосчитаю до десяти, прежде чем сказать «бой окончен», – пошутила она, стараясь ободрить брата.

Болтон поблагодарил ее кривой усмешкой.

– Спасибо тебе, Келли, но это я должен cделать самостоятельно.

Он позвонил в аэропорт, чтобы навести справки о рейсе Вирджинии. Cамолет еще не приземлился в Тупело, и он оставил сообщение на ее автоответчике:

– Вирджиния, позвони мне сразу, как приедешь домой. Позвони независимо от времени.

Ему ничего больше не оставалось, как ждать.

– Как насчет шахмат? – поинтересовалась Келли.

– Я не смогу сосредоточиться на игре. – Он сел на диван и взял в руки фотографию Вирджинии. – Уже поздно, Келли. Отправляйся домой.

– Ты пытаешься отделаться от меня? – спросила она, с тревогой поглядывая на брата, – она впервые видела его по-настоящему расстроенным.

– Нет. – Фотография Вирджинии на кухне вызвала такие воспоминания, что он впервые в жизни почувствовал себя неловко в присутствии сестры. – Поезжай домой. Я собираюсь поработать, – сказал он, направляясь в свою фотолабораторию.

В Луизиане Болтон снимал конкурс на лучшие блюда из лангустов. Он тщательно проявлял пленки, заставляя себя сосредотачиваться на каждой мелочи. Столь приятная ему свобода в выборе темы выражалась в качестве его работы. Одна за одной возникали фотографии – эффектные, остро схваченные, необычные снимки чередовались с задушевными картинами – таков был его фирменный знак.

Потянувшись за очередной коробкой с пленками, снятыми в Луизиане, он заметил коробку, отснятую последней в Миссисипи. Он не хотел подвергать себя пытке, старался забыть о пленке, но из этого ничего не вышло. Вопреки здравому смыслу, он открыл коробку и приступил к печати сцен из жизни Вирджинии Хэйвен.

Она была очень фотогеничной. Снятая крупным планом, с полураскрытыми губами и блестящими глазами, Вирджиния выглядела трепетной, соблазнительной, полной жизни. Болтон склонился над фотографиями и стал разглядывать их через увеличительное стекло. Он интересовался каждой деталью, даже едва различимой родинкой в левом уголке рта.

Камера не умеет лгать – она запечатлела влюбленную женщину. Так почему Вирджиния уехала? Почему?

Послышался стук, затем Келли прокричала через дверь: «С тобой все в порядке?»

– Да, – ответил Болтон, не в силах оторвать глаз от фотографии.

– Ты уверен? – обеспокоенно спросила Келли.

– Уверен, – сказал он.

По ту сторону двери воцарилась тишина, но вскоре послышался бодрый голос Келли:

– Я приготовлю для нас горячий шоколад.

– Я не хочу горячего шоколада, – отказался Болтон.

– Тебе это пойдет на пользу, – непреклонным тоном заявила она.

– Келли… перестань обхаживать меня, – рассердился Болтон.

– Я тебя не обхаживаю. Я не так часто делаю что-нибудь по хозяйству, так что советую воспользоваться случаем, – не сдавалась Келли.

Вирджиния заполнила темную комнату своей таинственной, обворожительной улыбкой. Вдруг на Болтона что-то нашло. Он резко распахнул дверь и закричал:

– Послушай, Келли. Если ты так рвешься исполнять роль домашней хозяйки, то почему не выходишь замуж и не заводишь детей?

Келли попятилась назад, словно получила пощечину.

– Это подло, Болтон! – воскликнула она.

Он уже сожалел о сказанном, но произнесенных слов нельзя вернуть назад.

– Прости, Келли. Я не хотел, – оправдывался Болтон.

Келли было трудно сразу успокоиться, и хотя она понимала, что с ним творится, и обижаться не собиралась, но ей было больно, очень больно.