Азов. За други своя - [84]

— Давай шибче, турок близко.

Валуй подбежал, казаки освободили ему место впереди. Муратко Тепцов, специально выбравшийся из лекарни по такому случаю, обнял Лукиных одного за одним.

— Вернитесь живыми, хлопцы.

— Не переживай, дядька. Ишшо не родился тот турок, что нас с браткой порубить смогёт. — Борзята ухмыльнулся.

— Дай Бог, чоб так и було…

Осип, не дожидаясь Муратко, сам приподнял тяжёлую крышку подземного хода:

— Поспешай, ватаман.

Валуй коротко оглянулся. Все серьёзные, даже суровые. Дароня покусывает соломинку, выглядывая в рядах жёнок Дуню. С тех пор как турки осадили крепость, старается глаз с неё не спускать. Не о себе думает, о ней. Его главная задача сейчас — уберечь в этой кровавой круговерти жёнку и их будущего ребёнка. С Божьей помощью, мобудь, справится. Космята сосредоточенно, будто и не выходить уже скоро на битву, из которой легко вовсе не вернуться, поправляет страшный для турка нож на поясе — сколько им порешил врагов — не сосчитать. Пахом Лешик ухмыляется, слушая товарища — здорового Елду, а краешек глаза следит за движениями атамана. Он всегда готов сорваться с места по первому знаку. Сколько вместе пережито, а не изменил клятве, завсегда в битве старается близко оказаться. Здесь же невысокий Матвей Чубатый, с мощными плечами, зажавший шапку под мышкой, равнодушно поглаживает себя ладошкой по разлохмаченной головушке. Кажется, ничего не существует в мире такого, что могло бы вывести его из равновесия.

Путило Малков что-то рассказывает соседу — Архипу Линю, этот тоже из Пахомовских, ещё тот зверь. Из них же, из джанийцев — Ляшка, парень молодой, но ярый, прислушивается. Они, как лошадей до казачьих земель довели, так там, на Дону, поначалу и воевали. И уже совсем надавно вместе с нескольким рыскарями смогли пробраться в осаждённые развалины крепости.

Сотник Трофим Иванов о чём-то разговаривает с товарищем, а глаз косит на жёнок — сам бобыль, а, гляди, интерес по бабьей части не потерял. Михась Колочко беспокойно перешагивает с ноги на ногу, рука, второй раз порезанная, почти зажила — теперь казаку не терпится в бой. Рядом переговариваются Друнька Мильша и Власий Тимошин, оба молодые, может, даже одногодки. Тут же три белгородских казака, парни, что начинали с топки котлов, хотя какие они уже белгородцы? Наши! Донцы! И имена их помнятся — Антошка Копылов с дружками Тимохой Савиным и Афоней Пером, или Перовым, как его иногда кличут.

Братишка Василёк припозднился в строй и теперь торопливо пробирается к своим, раздвигая крепким плечом казаков. Егорка Тепцов, выбравшийся из отцовских объятий, выкинул руку вверх, маячит другу. Дядя Фроська, прыгая на костыле, на ходу крестил уходящих донцов. Обезножил казак, но опыта на десятерых, по хозяйству теперь главный в крепости, как Винника убило. И ещё десятки друзей, знакомцев. А сколько провожает встревоженных глаз! На них надеются! И подвести нельзя! И вернуться надо! Кто же воевать дальше будет, если самые крепкие казаки сгинут?

Валуй кинул руку вниз:

— За мной, казаки! — И первым прыгнул в узкий ход, из которого тянуло погребным холодом.

У выхода поджидали разведчики. Валуй ещё не успел упереться в крышку плечом, как она поднялась, ослепив белым квадратом. Похоже, их услышали. В первый миг холоднуло в душе. Показалось, враг подкараулил.

— Вылазь тихо. — Приглушенный голос вернул трезвость рассудка, но пот на лбу ещё долго не высыхал.

Живо выбравшись, Валуй откатился в сторону. И сразу приподнял голову, оглядываясь. Слух выходил в неглубокий овражек, за ним стеной поднимался камыш. Знакомое место, бывал с братом на рыбалке, тогда, ещё до войны. Недалече углублялся в заросли маленький заливчик. Там казаки и затопили струги.

Загудело прибрежное злое комарьё. Но казаки — ещё злее. Насупленные, не замечали ни его гула, ни мелких укусов. В таком предбоевом, ражном состоянии они не почувствовали бы, пожалуй, и уколов стрел. Над головой нарезали круги стрижи, вылавливая из воздуха вредных долгоносиков. Издалека доносились оживлённые голоса турок. За камышами не видно было вражеской эскадры, но Лукин знал: она совсем близко.

— Подвинься, атаман. — Прохор бесцеремонно толкнул Валуя в бок.

Резво заработав локтями, отполз. Овражек быстро заполнялся людьми. Присев, Лукин подозвал караульного. Узнал: Тимофей Разя, станичный атаман. За ним выглядывал старший сын его Иван, а рядом ещё один — младшенький, Стёпка. Тимофей перебежал, согнувшись. Упал рядом.

— Где струги, нашли? — Валуй беспокойно оглянулся.

— Здесь, все целые.

— А Васильевы?

— Они ушли в море, там встречать готовятся.

— Добре. — Валуй движением головы отправил первые десятки к берегу.

Казаки, пригибаясь, пробежали мимо. Утопая по колено в грязи, с ходу забрались за Разей в заводь. Он указал в глубину чекана:

— Там они.

Дружно шагнули в глубину. Лукин быстро разогнал караульных по краям оврага — на догляд, сам кинулся к товарищам в тёплую воду. Споро расползлись по тинной заводи. Проваливаясь по грудь, шарили руками в разные стороны, словно бреднем шли. Струги оказались на старых местах.

Первый показался тяжелее всех. Попробовали приподнять в два десятка рук. Не пошёл. Кликнули помощь. Только когда собрались двадцать донцов вокруг одного струга, он начал медленно, тягуче вытягиваться из грязи, как ложка из загустевшего мёда. Осклизшие борта норовили выскользнуть из ладоней. Дерево, хоть и не по разу просмоленное, пропиталось водой и отяжелело. Следом вынырнул из воды второй струг, за ним следующий. Лодки ставили на тихую донскую волну, тут же вёдрами вычерпывали воду.