Азов. За други своя - [5]

— А для чего тогда столько народу? — не понял Осип Петров.

— Боятся, наверное, дюже казаков, вот со страху и набрали кого могут и не могут. — Тимоха Зимовеев со смешком оглянулся на казаков. Его не поддержали.

— Ерунду балакаешь, Тимоха. Нас они, конечно, уважают, но такую рать только на казаков все одно бы не выставили.

— А тогда для чего их столько?

Черкашенин упер руку в коленку, твердым взглядом окинул помещение:

— На Русь они собрались!

— На Русь?

— Не может быть! — толкнул брата в плечо Корнилий, призывая подключиться. Но тот, хлопая глазами, молчал ошарашенно.

— А ведь верно. — Наум обвёл всех изумленным взглядом. — Как я сам не дотумкался?

— Не отобьется царь Михайло Романов-то. Не будет у нас защитника и кормильца. — Алексей Старой ещё больше ссутулился.

— Много они нас кормили-то? — выкрикнул Каторжный. — Как нужны зачем — так: казатушки-братушки, а как не нужны — сукины сыны.

К нему обернулся Татаринов, насупился:

— Не о том ты баишь, Иван. Какие б не были, а все единоверцы и крови одной. И не забывай, если на них пойдут, то это значитца, что казаков-то уже сничтожили под корень. И за спину не опасаются. Вот о чем надо думать…

Черкашенин снова прокашлялся:

— Правильно говорит Мишка. Мы — падем и всяко-разно Русь падет. И наоборот, Русь падет — и нас сничтожат без поддержки. Не станет на земле третьего Рима, и православных напрочь сведут. Русичей рабами сделают, а о нас, казаках, только воспоминание и останется. Так что нам по-любому надо насмерть стоять — другого выхода, получается, турок нам не оставил.

— Мы и раньше-то спину врагу показывать не собирались, а теперича и подавно, нельзя отступить. Судьба Дона и всего православного мира у стен Азова решаться будет. Вот так-то. — Яковлев обвёл казаков суровым взглядом.

В комнате стало так тихо, что Валуй услышал, как бьется в стеклянное окошко заблудившаяся оса. Сам он, кажется, даже дыхание задержал от тех страшных слов, от которых мураши по всему телу гулять кинулись. Осип, постучав по столу пальцами, поднял голову к Ивану Косому, только что остановившемуся напротив:

— С этим понятно. Сколько у нас жёнок осталось?

— Навроде семь сотен. Почти никто не ушёл. И детей половину оставили, тех, какие побольше.

— Да… — протянул он. — Ну что же, раз осталися, пущай помогают.

— Ага, я тоже думал — и кормить надо будет нас кому-то, да и воду там скипятить в казанах, смолу ли. Пригодятся бабенки.

— Пригодятся, это без сомнения. — Тимофей Яковлев почесал затылок. — Хоть и не бабье это дело — воевать, а придётся и их напрячь. Котлы греть, дрова готовить, кашу варить и пули подносить — это они смогут.

— Да, и парней молодых тоже туда же, к ним в подмогу. — Заложив руки за спину, Алексей Старой качнулся на пятках. — На первых порах, пока казаков на стены хватает, пусть там трудятся.

Невольно казаки опустили головы. Без слов было понятно, что ненадолго парни к бабам в помощниках определены. Повыбьют казаков скоро, тогда уж все, и стар и млад, на сечу встанут.

— Эхма! — Осип стукнул ладошкой по столу. — Ладно. Что там у нас с подмогой? Черкассы-то запаздывают. Ничего от них не слышно?

Тяжело вздохнув, Каторжный оглянулся на Яковлева:

— Обещали быть. Мобуць, ишшо подойдут.

Осип тоже повернулся к Тимофею:

— Остальные все здесь. От Черты добрались до нас согни три добровольцев. Мы их по тысячам раскидали. Мужики справные. Помогут на стенах махаться.

— То добре, — кивнули атаманы.

— В общем, наши все собрались, кроме сотни Лукина, что на черкесов ушла. Эти тоже должны вернуться вот-вот. Ждём.

Валуй поправил шапку. Аккуратно отодвинув Тимоху Зимовеева, шагнул на середину:

— Тут мы, только что явились.

Атаманы, все как один вскинули головы, оживились. Осип шагнул к нему, обнял коротко:

— Живы, значит. Крепкие казаки. Как сходили? Сколько потерял?

Валуй дождался, пока атаман его отпустит:

— Пятнадцать казаков похоронили мы в черкесской земле.

Поднявшись, Михаил Татаринов смял в кулаке шапку:

— Вечная память им. А раненых сколь?

— Раненых меньше, тринадцать, но все уже в седле держаться могут. Сюда своим ходом добрались. И это… Три десятка с собой привели пахомовских казаков да мужиков боевых. Сами видали.

— То добре. — Татаринов снова напялил шапку. — Забирай их в свою сотню. Они тебе почти родные, поди? — Прищурившись, он с лукавством глянул на парня.

Валуй, не приняв шутки, серьёзно кивнул:

— А то.

Михаил крякнул, но виноватым себя не признал. Атаман он или нет?

— Ну а теперь давай докладывай усе в подробностях, — продолжил он как ни в чем не бывало. — Что видали, что узнали, сколько врага положили, сколько добра, а самое главное, оружия, привезли?

Валуй потёр нос. Оглянулся, убедившись, что все его слышат. И неторопливо приступил к рассказу:

— Ну, значится, так. После того как сообщил нам посланец от Пахома Лешика, что его джанийцев усех в полон горцы забрали, мы же тотчас и вышли. Это вы знаете. Дошли благополучно, через Кубань переправились. Ох и широка река, почти как наш Дон-батюшка. А там уже на третий день и горы пошли. Пахом нас там встречал с десятком своих людей, всех, кто с ним на охоте были, ну, это когда горцы на хутор напали. Они уже там разведали все. Дальше с ним пошли. В первом ауле как раз праздник был. Сынок князя ихнего откуда-то вернулся. Стол богатый, гости в большом количестве. Ну и мы вот что надумали.