Азов. За други своя - [35]

— Космята, слез бы ты с пушки.

Тот повернулся, замедляя руку:

— А чего нельзя?

— Оно, может, и льзя, но как-то мне это не по душе.

— Не по душе, говоришь? — Космята ещё несколько раз тиранул секиру, но с пушки всё-таки поднялся. — Ладно, можно и пересесть.

Обойдя орудие, он прислонился спиной к зубу крепостной стены. И продолжил занятие.

— Тебе чего, не интересно? — Дароня Толмач отвлёкся от наблюдения за врагом.

— А что там смотреть? — пожал плечом Степанков. — Вот как полезут на стену, тогда, конечно, гляну.

— Оставь его, — встрял Борзята, — нехай повыпендривается.

— И ничё я не выпендриваюсь.

Михась Колочко в очередной раз сбился, подсчитывая количество тяжёлых осадных пушек, и глухо чертыхнулся:

— Сколько же они по нашу душу их притащили?

— И чё мучаться? Легче всяко-разно тростник в пойме пересчитать. Оно тебе надо? — беззаботно отозвался Валуй. — Считай, не считай, ничего не изменится.

Казаки разом вздохнули. И отвернулись от турок. Лишь Михась, хмурясь и шевеля губами, продолжил подсчеты и наблюдения.

К позднему вечеру 24 июня турки почти закончили выкапывать в окружении крепости восемь рядов траншей для янычар и чёрных пехотинцев. За ними продолжали гарцевать на конях сипахи и татары с черкесами, хоть уже и не так шустро.

Иногда они визжали, с криками кидаясь в сторону крепости. Но ряды окопов препятствовали им. Конники снова возвращались на прежние места. Наибольшая суета наблюдалась у выстроившихся в отдалении пушек. Там горели высокие костры, и сновал самый разный люд. Они что-то таскали, потом подолгу склонялись у пушечных колес и лафетов. Отсюда казаки не могли разглядеть, что там происходит. Сумерки всё больше скрывали от казаков суету у пушек. Борзята, не утерпев, сбегал до Ивана Косого и попросил у того стекло — подзорную трубу. Сам же первый и припал к окуляру.

— А знаете, чего они там робят? — чуть позже поинтересовался он у казаков.

— Ну?

— Чего? Говори уже.

— Цепями пушки друг с дружкой сковывают и к колам большущим, которые в землю забивают, привязывают.

— Это зачем ещё? — не понял Михась.

— Как зачем? — Никита Кайда отвалился от стены. — Чтобы мы не утащили.

— Неужто боятся?

— А то!

Казаки вновь засуетились в поисках незанятых другими головами пролетов между зубцами.

В это время зашумели внизу, в крепости. Отдаленно знакомый голос легко пробился сквозь постоянный гомон женских и юношеских голосов:

— Ну и где этот Валуйка, сукин сын?

Казаки наверху враз повернули головы. И разулыбались.

— Это кто тут сукин сын? — Валуй преувеличенно строго нахмурился.

Космята присвистнул:

— Миленький наш нашёлся.

Мягко растолкав группу баб, столпившихся у котлов, к стене приближался низенький Путило Малков, за ним шествовал смешливый пластун Петр Кривонос, какой-то незаметный, глянул и забыл, запоминался только нос, повернутый набок, отчего прозвище и пошло, в сопровождении ещё десятка станичников из Валуйской сотни.

— Вот он где! — Казаки, почти бегом добравшись до ступенек, живо поднялись наверх.

Распахнув объятья, атаман шагнул навстречу к не сдержавшему улыбки старому, ещё с каторги, товарищу. Обнявшись, казаки захлопали по крепким плечам друг друга. Остальные станичники тоже обнимались прямо на стенах, не обращая уже внимания на снующих в отдалении врагов. Когда-то с Путилой братья Лукины, а с ними и Космята сидели на одной лавке турецкой галеры, на вёслах. Тогда их освободили казаки Сёмки Загоруя, сейчас готовящегося встречать врага на верхнем Дону.

Расцеловались и с остальными.

— Турки-то вон они, оказывается. — Путало поправил сбившуюся шапку, отпуская довольного Космяту Степанкова. — На самых наших подкопах строятся.

— Нехай строятся, — многозначительно добавил Космята. — Пока.

— Так ты с нами, значится? Не утерпел?

— Ага, — заржал Путало. — У юбки насточертело сидючи.

— Таки и женился?

— А то. Чем мы хуже других? Всё при нас осталось. Мы вот, миленькие мои, с твоим пластуном вместе решили к вам добираться. Нынче и пришли.

Борзята, которому наскучило стоять в стороне, не участвуя в разговоре, вклинился между ребятами:

— Как же вы пробрались-то? Черноты-то то окияны внизу.

Петро ухмыльнулся:

— А у нас свои дорожки имеются. Тебе, может, надо куда, так ты скажи, проводим.

Грохнули казаки. Атаман, рассмеявшись, сжал Петра в объятиях:

— Не, мне и тут хорошо.

Борзята всё-таки не утерпел:

— Колись давай, через слухи, что ли?

— Слухи? — Петро сделал вид, что не понял о чем речь. — Какие слухи, сплетни?

— Да ну тебя. — Валуй несильно толкнул друга в плечо. — Будто не знаешь?

Более серьезный Путало кивнул вниз:

— Стоят слухи-то? Не обвалились?

— Стоят, чего им сделается. Мы туточки, пока вы незнамо, где на перинах валялись, кучу новых наделали. Версты! Как раз здеся недалече пару входов есть. А в них подарочки туркам приготовили.

— Добрые подарочки. — Космята перехватил поудобнее секиру. — А ишшо будем к ним в гости не званы лазить.

— А шо за подарочки? — Петро тоже скинул улыбку.

— Так, зельем ходы забили. Как они полезут, под ногами и подорвем.

— То добрая шутка. Нужная.

— Ага. Ещё какая добрая. То-то они нашей доброте рады будут.

Казаки улыбнулись, расправив усы.