Азеф - [84]

8

Савинков знал: гауптвахта охраняется ротой. Рота делится меж тремя отделениями. Общим, офицерским и секретным, где содержатся они. Коридор с двадцатью камерами он досконально изучил, проходя в уборную. С одной стороны он кончался глухой стеной с забранным решеткой окном. С другой кованной железом дверью, ведшей в умывальную. Дверь эта всегда была на замке. В умывальную же с четырех сторон выходили: – комната дежурного жандармского унтер-офицера, кладовая, офицерское отделение и кордегардия. А из кордегардии – знал Савинков – единственный выход к воротам.

Но в секретном коридоре на часах стоят трое часовых. У дверей в кордегардию двое. У дверей в умывальную двое еще. Между внешней стеной крепости и гауптвахтой тянутся бесчисленные посты. За внешней стеной опять протаптываются караульные. И стоят еще на улице, у пестрых, полосатых будок.

Это узнал Савинков у выводящего в уборную солдата Белостокского полка Израиля Кона. Кон связал его с солдатом членом партии, и был готов помочь бегству, умоляя об одном, чтобы Савинков взял и его с собой.

Савинкову казалось: – всё налаживается. Но, встав утром, и условно кашлянув три раза, он заметил, что глазок в двери не поднимается. А попросясь в уборную, увидел незнакомых солдат.

– Какого полка? – спросил он, идя с конвойным.

– Литовского, – и по окающему говору Савинков понял, что солдат нижегородец.

«Повесят», – умываясь, думал Савинков.

– Чего размылся! – грубо проговорил нижегородец, здоровый парень лет двадцати двух.

Савинкову хотелось всадить штык в живот этому нижегородцу, затоптать его, вырваться наружу, к товарищам. Но вместо этого, он пошел обратно в камеру с нижегородцем.

И когда щелкнул замок, силы упали. Савинков лег на койку. Лежал несколько часов, даже не заметив, как повернулся ключ в замке и дверь отворилась.

На пороге стоял высокий вольноопределяющийся с смеющимися глазами.

– Я разводящий, – проговорил он. В лице, в смеющихся глазах Савинкову почудилась странность. Но Савинков не встал с койки, а еще плотнее запахнулся в халат.

– Я от Николая Ивановича, – проговорил, подходя, разводящий.

– Что? – проговорил Савинков.

– Чтобы вы не сочли меня за провокатора, – посмеиваясь, быстро говорил Сулятицкий, – вот записка, прочтите и скажите, готовы ли вы на сегодня вечером?

– Побег? – прошептал Савинков и кровь бросилась ему в голову.

Зильбергерг писал: – «Сегодня вечером. Все готово. Во всем довериться Василию Митрофановичу Сулятицкому».

Сердце забилось. Сидя на койке, Савинков сказал:

– Я готов. Только как же с товарищами? Шли вместе на виселицу.

– Я так и думал. Вы с ними получите свидание. Жандарм подкуплен, ровно в 12 дня проситесь в уборную. Назаров, Двойников будут там. А теперь надо идти, итак до 11 ночи.

Когда Савинков остался один, им овладело страшное волнение. «Неужели вечером? свободен?» В такую быстроту появления Сулятицкого, в подкуп жандарма, в побег – не верилось.

Но время шло. Крепостные куранты проиграли 12. Савинков стал стучать в дверь. На стук подошел нижегородец.

– В уборную.

Дверь отворилась. Савинков пошел с конвойным. В дверях уборной конвойного окликнул красноносый жандарм. Они заговорили. В уборной стояли Назаров, Двойников и Макаров.

– Товарищи, – быстро, тихо прошептал Савинков, – сегодня один из нас может бежать. Надо решать кому. Наступило краткое молчание.

– Кому бежать? – проговорил грубовато Назаров, – тебе, больше говорить не о чем.

– Без вашего согласия не могу.

– Тебе, – проговорил Двойников. Макаров тихо сказал:

– Я ведь вас не знаю.

Назаров наклонился к Макарову, шепнув ему что-то на ухо.

– Да? – радостно переспросил Макаров и по взгляду Савинков понял, что Назаров шепнул ему о Б. О.

– Конечно, конечно, вам, – глаза Макарова наполнились детским восторгом.

«Хорош для террора», – подумал Савинков.

– Что ж, товарищи, это ваше решение?

– Да, – проговорили все трое. Секунду молчали.

– А как убежишь? – тихо сказал Двойников. – Часовых тут! Как пройдете? Убьют.

– А повесят? – баском проговорил Назаров, – всё одно, пулей то легше, беги только, – засмеялся он, показывая оплошные, желтоватые зубы. – А убежишь, кланяйся товарищам.

В уборную раздались шаги. Они разошлись по отделениям уборной.

– Довольно лясы тачать! – прокричал красноносый, подкупленный жандарм. Савинков вышел из отделения, застегивая для виду штаны. И с нижегородцем пошел в камеру.

9

Но вечер не хотел приходить. Время плыло томительно. Савинков лежал на койке из расчета. Копил силы. Выданный на неделю хлеб весь сжевал. Иногда казалось, сердце не выдержит – разорвется.

Как только зашло за морем солнце, в камере сразу стемнело. В коридоре зажглись огни. Савинков слышал крики – «Разводящий! Разводящий!» – кричал видимо караульный офицер поручик Коротков. Потом кто-то закричал – «Дневальный! Пост у денежного ящика!» – Потом раздавались шаги, ударялись приклады, звякали винтовки.

Когда приоткрывался глазок, Савинков видел кружок желтого света. Вечер уж наступил. Савинков был готов каждую секунду. Вот сейчас, вот эти шаги остановятся у двери. Вот сейчас войдет Сулятицкий и они пойдут по коридору. Как? Савинков не представлял себе, не в халате наверное. Надо будет переодеться. А может быть тот самый часовой, что спокойно зевает, проминаясь у наружной стены, разрядит в спину Савинкова обойму и он скувырнется на траве также, как Татаров на полу своего дома.