Автово - [16]

В комнате Игоря и Рябушко было прохладно, что объяснялось наличием балкона, а стало быть, лишних щелей. Кроме того, 212а находилась как раз напротив запасной лестницы, так что сквознячок им был обещан. И только теперь я понял, что наша 214-ая лучше 212а во многих отношениях.

Так, гуляя по коридору из одной комнаты в другую, я снова столкнулся с Катькой, которая занималась тем же.

— Ну, и как тебе всё? — полюбопытствовал я.

— Да ничё!

— Слушай, да тут ведь совсем жить невозможно — всё серое, грязное как в сарае.

— А ты чего хотел? Чего ты ожидал? Я лично всё себе так и представляла и мне здесь даже нравится!

— А мне нет. Я домой хочу. Мне кажется, что я здесь долго не протяну.

— Ну, ты даешь! Ты ведь из нас больше всех хотел ехать в Питер, уже все уши прожужжал за эти полгода. Кроме тебя сюда так сильно никто не хотел. Некоторые даже боялись. И вдруг на тебе! Теперь он домой хочет.

— Но ведь я представлял себе всё по-другому! А здесь полная противоположность моему воображению.

— А кто виноват, что ты у нас такой идеалист? И что ты себе представлял — гостиничный «люкс»?

— Нет, но…

— Пойми, это — общага. Здесь всё мерзко, зато весело.

И, улыбнувшись, она поскакала по коридору дальше…

Почти все уже побывали друг у друга в гостях, пересказали по сотому разу о своих впечатлениях и, наконец-то, собрались лечь спать. Спать в первый раз в этом сарае.

Было ужасно холодно. За окном уже было темно и мороз около 30 градусов. В комнате было чуть теплее. Я совершенно не мог себе представить, как же в такую холодрыгу можно уснуть. Владик с Рудиком думали о том же. В конце-концов спать решили в одежде, нацепив на себя всё, что было можно кроме, разумеется, пальто. Хотя, если хорошенько подумать, и в пальто было бы неплохо. И в связи с этим эту первую ночь я решил спать на казённых простынях. Дело в том, что все мы приехали со своим спальным бельём. Хотя нам и выдали всем без исключения по новому комплекту белья с бирками, но чувство брезгливости к казённому белью, у меня, например, это не отбило. И только боясь запачкать своё бельё зимней одеждой, я решился на этот отчаянный шаг.

Итак, все мы втроём рылись в своих чемоданах в поисках тёплых вещей. Я сразу же нацепил на себя футболку, тельняшку, свитер, безрукавку, на ноги натянул 2 или 3 трико, 2 пары носков и, наконец-то, лёг на свою кровать, которая находилась возле самого окна.

Полежав немного, я почувствовал сильный пронизывающий ветер и, почти увидел сквозняк, гуляющей по нашей комнате.

— Ребята, — сказал я, — у меня такое чувство, что наше окно… как бы это поприличней, не совсем… э-э-э… целое.

— Сейчас посмотрю, — сказал Владик, встал и подошёл к окну.

— Ого, — сказал он через некоторое время после того, как водрузил очки себе на нос, — да здесь стекло лопнуло, наверное, от мороза.

Ну, что ж, вполне возможно, сегодня Питер встречал нас на редкость скверной погодой.

— Это всё вы мороз из Астрахани понавезли, — почему-то сказал я, а немного подумав, добавил. — Сейчас пластырь дам, у меня его полно. Постарайся заклеить трещины.

Пришлось снова рыться в чемоданах. Через некоторое время Владик уже с моим пластырем стоял у окна и протягивал к нему ручонки. И тут послышался звон разбитого стекла.

— Ой, я тут случайно нажал, а оно как выпадет.

Владик натянул на себя виноватую гримасу и смотрел на нас, ожидая чего-то.

— То-то я гляжу — вроде бы теплее сразу стало! — меня начала бить мелкая дрожь.

Владик спохватился и начал действовать.

— Да тут совсем небольшой осколок величиной с Димин кулачёк. Сейчас я его достану и осторожно залеплю.

— Только бы не в меня, — пронеслось у меня в голове.

На этот раз Владику повезло. Эту уникальную операцию он завершил великолепно.

Итак, опять был потушен свет, снова мы лежали в этих гамаках, накрывшись чёрти чем и дрожали от холода.

— Кажется, я заболеваю, — подумал я, чувствуя, что меня начинает потихоньку знобить. Заснуть я пытался всеми силами, успокаивая себя тем, что всё это только на одну ночь, что завтра мы основательно заклеим окно и, в конце концов, за день надышим, но ничего не получалось. Сон не шёл.

— А вот интересно, — подумал я, — мы с Владиком тут как-то болтаем, беспокоимся, а Рудик — ему что, всё безразлично? Почему он ничего не говорит, Ах, он, наверное, уже всё. Замёрз, бедняга. Надо его разбудить.

И только я подумал об этом, как вдруг в темноте раздался замогильный голос:

— Владик, а ты хорошо окно заклеил? По-моему ещё сильнее дует. Ну-ка, я посмотрю.

Дима встал с кровати и медленно стал подбираться к окну.

— Сейчас посмотрю.

Ох, знал ли я, знал ли Владик, знал ли сам Дима, что именно сейчас он блестящим аккордом завершит и без того уже прекрасно начатую культурно-массово-развлекательную программу на сегодня, которая и без того просто поражала репертуаром.

— Сейчас, сейчас.

Мне было уже не интересно, что там сейчас ощупывает Рудик, мне лишь хотелось уснуть и забыться. Поэтому я повернулся на другой бок и закрыл глаза, как вдруг ужасный грохот заставил нас с Владиком приподнять свои головы и в недоумении уставиться на Рудика.

— Ба-а-а! Упало! Чего это оно упало? И что же теперь делать? — медленно, почти нараспев, сказал он.