Автово - [17]

— Чего упало? — заорал я, хотя уже догадывался что, по внезапно сильному порыву ветра и обжигающему морозу.

— Я только руками к нему прикоснулся, а оно как «хрясь»… и упало. Ба-а-а!

— Много что ли упало? — подключился Владик, уже вскочив с кровати и включив свет.

— Да чуть-чуть побольше прежнего.

Как в кошмарном сне я ползком по кровати добрался до этого чёртового окна и в конвульсиях упал снова.

То, что я увидел, ужаснуло меня до такой степени, что я уже стал подумывать о ближайшем переходе в мир иной.

Одна треть большого оконного стекла была выбита вчистую. Эта дыра просто поражала своими размерами.

— Это — конец! — подумал я. И тут безумный приступ ярости охватил меня.

— Идиоты, — я говорил уже почему-то во множественном числе, — ну, спасибо, удружили! Заклеить что ли нормально нельзя было?! Идиоты, больные! Вот сдохну сегодня ночью, будете знать!

Чего они будут знать, я не уточнял, но в том же духе продолжал пороть очередную чушь. Ещё бы немного, и я стал бы биться в истерике как эпилептик. Я чувствовал, как меня душат слезы, хотя наружу не прорвалась ни одна слезинка. Терпение моё было лопнуто. Я думал, что смирился с окружающими меня условиями, но оказалось, что это далеко не так.

Владик с Рудиком, наверное, уже перестали понимать мой бессвязный бред и, поняв, что меня лучше сейчас не трогать, молча ухватились за выпавший осколок, который каким-то чудом не разбился, и стали подгонять его к оконной дыре.

— Не-е-ет! Не подходи к окну, уйди! Владик, убери его! — в припадке заорал я, увидев Рудика снова у окна, — Не смей! Он сейчас все стёкла повышибает, и вместо окна в стене будет огромная дыра, в которую я сейчас же выброшусь!

Рудику, видимо, эта идея очень даже понравилась, так как он ещё какое-то время постоял в раздумье, но затем, приняв решение, отошёл в сторону, отдавая первую роль Владику, и только придерживал осколок пальцем. Предложить мне самому заняться собиранием мозаики из стёкол им в голову не встало, или просто они благоразумно предпочли со мной в данный момент не связываться.

Пережитый шок не мог не сказаться на моей нервной системе. Временное помутнение рассудка напрочь отогнало весь сон и лишь заставило ещё резче почувствовать холод. Никакая одежда не помогала.

Владик и во второй раз со своим ассистентом удачно завершил операцию, но теплее от этого не стало. К тому же я ясно почувствовал, как покрылась тонким слоем инея моя голова. Да, ведь голову я не защитил ничем. Что делать?

И тут я вспомнил об одной вещичке, которую мне моя дорогая мамочка умудрилась засунуть перед самым отъездом в чемодан. Это была шапочка. Да, такая обыкновенная шапочка, которая натягивается на башку как презерватив, такая ярко-голубого цвета с красной и белой полосками. Короче, в жизни бы я эту шапку ни за что не надел. И мамочка это знала, поэтому и положила её перед самым отъездом, чтобы я не успел её выкинуть.

— Она тебе ещё, сынок, пригодиться, — говорила она. Видно, не в добрый час говорила.

Снова порывшись в чемоданах, я отыскал это уродство и, зажмурившись, напялил его на башку. Да, в жизни бы я её ни за что не надел, но разве сейчас это была жизнь?

И уже в последний раз на сегодня я лёг на свою кровать. Свернувшись калачиком, я горько жалел, что приехал сюда, в Санкт-Петербург и думал, как хорошо и тепло сейчас у нас дома в Астрахани.

— А завтра найдут мой хладный труп и с песнями законопатят им дыру в окне, — подумал я и каким-то чудом уснул.

На следующее утро я проснулся очень рано. Впрочем, то, как я сегодня провёл ночь, вряд ли можно было назвать сном. Сегодня я почти не спал. А если мне и удавалось впасть в забытье, то я тут же просыпался от сковывающего меня жуткого холода. Сковывало голову, руки, ноги и другие конечности.

Проснувшись и увидев, что спать всё равно осталось недолго, я вскочил с кровати. Включив свет, я достал переносное зеркало и посмотрел на себя. Оттуда сразу же выглянула чья-то бледная, опухшая рожа в какой-то идиотской шапочке. Не сразу поняв, что это моё отражение, я мгновенно сорвал с головы этот колпак и принялся заправлять постель.

Владик подал первые признаки жизни, вскочил и подбежал к окну.

— Надо же, держится ещё, — сказал он, указывая рукой на приклеенный осколок стекла.

— Ага, и тепло как в тропиках, — сквозь зубы процедил я. — Дима, вставай давай, а то замёрзнешь совсем!

— Да-да, Дима, давай вставай, — поддержал меня Владик.

Дима не шевелился. Молча, мы с Владиком смотрели на него, пока Владик тихо не произнёс:

— А он, кажется, того! Всё уже!

— Дима! — заорал я. — Немедленно вставай!

Я подбежал (насколько позволяли габариты нашей коморки) к его кровати и сорвал с него одеяло.

На нас смотрело бледное лицо Рудика, которое сливалось в единое целое с белой простыней. Его огромные глаза смотрели в пустоту и ничего не выражали. На нём сейчас можно было хоть станцевать краковяк — он бы ничего не сказал.

— А я не сплю, — сказал Дима куда-то в пустоту, — я, вообще, не спал.

— Ну, так вставай быстрее, а то совсем замёрзнешь. Пока то-сё, а там и выходить скоро.

— Ба-а-а! Ну, ладно, сейчас попробую.

Минут через десять все уже окончательно встали и заправили свои постели. На столе в чашках кипятильник делал своё дело, мы с Владиком накрывали на стол, а Рудик внимательно изучал карту Питера, которую я захватил с собой.