Автово - [13]
Вскоре вокруг Катечки образовалось столько вещей, что пройти мимо них людям было очень затруднительно, а то и не представляло никакой возможности.
— Хорошо, что вагон в числе последних, — подумал я, — всё-таки, народу за нами почти нет.
Катя уже с места не могла сдвинуться, рискуя быть раздавленной этой глыбой вещей.
Если бы поставить все сумки, чемоданы, коробки и т. д. друг на друга, а на них сверху поставить Катю, то кто знает, не переплюнула бы она по высоте Мать-Родину. Правда, ещё неизвестно, не осталась бы она заикой после эдаких выкрутасов.
Но стоять и дальше на одном месте я уже не мог и, подойдя ближе, я спросил Катерину:
— Привет, это что — всё ваше или у меня галлюцинации.
— Наши, наши, сейчас ещё принесут.
Мне стало нехорошо. Я знал, я догадывался, что вещей будет не мало, но чтобы столько…
— И как же вы всё это попрете? — начал было я, как вдруг из вагона раздался душераздирающий крик:
— Вот он!!!
Вскоре из вагона выбежали остатки наших с последними вещами и окружили меня.
— Где автобус?! Ты заказал нам автобус?! — белугой ревел Коммунист.
От волнения у меня даже язык отнялся.
— К-к-какой автобус?
— А на чём мы поедем?
Тут я опомнился и тоже заорал на него:
— А мне какое дело! Нечего на меня наезжать, мы сами тут только два дня, ещё не освоились. Наймите носильщика или сами, в несколько заходов, перенесите вещи до вокзала.
И объяснив, куда нести чемоданы, мы с Катей остались стоять на стрёме, а остальные, взяв в руки, кто что может и сколько может, стали делать свои первые шаги по питерской земле.
Потом, взяв некоторые Катины вещи, я тоже пошёл к очередному «пункту свалки». Проходя мимо вагона, где встречал Игорь, я остановился, ибо здесь вещей было столько же, если не больше. Самое большое количество сумок и чемоданов было у татар и Султана.
Они наняли настильщика. Я бы на их месте сделал бы тоже самое. Себе дороже! Уж лучше заплатить, чем надорваться.
Встретившись и перетащив всё в одно место около выхода на дорогу, мы остановились и стали думать.
О том, чтобы с таким грузом ехать в метро не могло быть даже и речи. Эдак мы бы и до утра не управились. Решено было брать грузовую машину. И как самый кричащий, Коммунист пошёл её искать.
А пока мы все стояли на жутком холоде, перескакивали с одной ноги на другую и делились впечатлениями. Надо сказать, что в поезде нашим крупно не повезло: оба вагона совершенно не отапливались, в Саратове было 30 градусов мороза, народ спал в куртках, пальто, шапках и чуть ли ни в валенках на босу ногу. На Рудика, вообще, смотреть было невозможно. Его лицо, и без того всегда белое, сейчас напоминало какую-то маску Пьеро. Эту бледность подчеркивала также его светло-серая куртка. На него невозможно было смотреть без слез и конвульсий. Он неподвижно стоял рядом с Владиком, и чувствовалось, что только благодаря этому союзу Рудик крепился изо всех сил и призывал на помощь всё своё самообладание, чтобы переселить желание бросить всё и с диким криком кинуться под проходящую электричку.
Я лишь мысленно поблагодарил небо за то, что мы с Игорем в поезде чувствовали себя комфортно и спали с расстёгнутыми рубашками.
Катя постоянно нервничала и не знала, куда деть свой тубус, а положив его, всё время боялась, как бы он не упал. Мы все стояли и ждали без вести пропавшего Коммуниста, даже стали надеяться, что он, действительно, пропал, но через некоторое время кто- то решился пойти за ним следом.
Мороз крепчал, ждать становилось совершенно невыносимо, как вдруг появился Коммунист и сообщил, что поймал тачку — шофер согласен довезти нас за 50 тонн. Нас было много, поэтому скинуться было можно. Итак, снова взяв в руки вещички, мы потопали к тому месту, где стоял грузовичок. Какой-то молодой парень, который и оказался шофером, велел нам быстрее загружаться.
Мы уже решили, что в машине поедут я, чтобы показывать дорогу и кто-нибудь — человека 2–3 — из наших, а всех остальных Игорёк повезёт за собой в метро. Этими добровольцами, едущими со мной, стали Марат, Наиль и Султан.
Началась загрузка. Поднялась страшная канитель — все жаждали закинуть свои вещи первыми.
Уйдя от греха подальше, я отправился к шоферу в кабину, рассказал, куда надо ехать и стал ждать окончания погрузки. Где-то через полчаса шофер юркнул к себе в кабину, сказал, что все погрузились, трое ребят тоже залезли в кузов, так что можно ехать.
Всю дорогу я намеревался ехать молча, указывая только направление, тем более что у меня в руках был завернут в какую-то тряпочку телевизор, который торжественно вручил мне Наиль и велел следить за ним пуще всего. Так что прижатый этим мини-телевизором и разморенный теплом кабины, я вовсе не собирался точить лясы с водителем, который, конечно же, с самого начала пути забросал меня своими вопросами. Отвечая невпопад, я краем глаза обратил внимание на название одной из улиц, по которой мы проезжали — улице Марата, и позавидовал нашему большому татарину, который имеет в Питере свою собственную улицу.
— Везёт же некоторым, — подумал я, — а вот моим именем хоть бы кладбище какое-нибудь назвали. Пустячок, а приятно!
На горизонте замаячила общага.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
ТРЯПИЧНАЯ КУКЛА Какое человеческое чувство сильнее всех? Конечно же любовь. Любовь вопреки, любовь несмотря ни на что, любовь ради торжества красоты жизни. Неужели Барбара наконец обретёт мир и большую любовь? Ответ - на страницах этого короткого романа Паскуале Ферро, где реальность смешивается с фантазией. МАЧЕДОНИЯ И ВАЛЕНТИНА. МУЖЕСТВО ЖЕНЩИН Женщины всегда были важной частью истории. Женщины-героини: политики, святые, воительницы... Но, может быть, наиболее важная борьба женщины - борьба за её право любить и жить по зову сердца.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.