Автобиография - [4]

— Нет, заботы неотделимы от человека. В них — условие развития человечества. Понял я, что отнять у человека заботы — значит, совершить тяжкий грех перед человечеством.

— А познал ли ты жизнь, через которую прошел?

— Нет, придавили меня заботы, головы от них не мог поднять я…

Тогда заговорил тот, кто всю жизнь плакал:

— Мои глаза опухли от слез. Моя душа истерзана тоской и людскими страданиями.

— Ну и как, меньше теперь стало страданий и несчастья?

— Нет. По-прежнему страдают люди, недаром сказано: «Жизнь — это боль. Без боли нет жизни».

— А видел ли и познал ли ты эту жизнь?

— Нет, слезы заволокли мне глаза, ничего я не видел, ничего не мог познать.

Тогда взял слово тот, кто всю жизнь смеялся:

— Челюсти мне свело от смеха, так много на свете смешного. Чем больше я смотрел на жизнь, чем ближе узнавал людей, тем громче смеялся. И даже сейчас, стоя одной ногой в могиле, при взгляде на пройденный путь я не могу удержаться от смеха.

Тому, кто смеясь прошел по жизни, поручаю я заполнить своими воспоминаниями еще чистые листы моей юбилейной книги, потому что только он видел жизнь.

От рождения до первого зуба

О смерти говорят, что она является самым достоверным фактом в жизни каждого человека, однако каждый пишущий автобиографию предпочитает начинать ее с менее точных данных о рождении. Поэтому и я вынужден примириться с этой давно установившейся традицией и начать повествование с описания дня рождения, хотя точное время рождения очень часто определить почти невозможно. Например, долгое время не удавалось определить даже год моего рождения, и только недавно было установлено, что я родился 8 октября 1864 года.

Прежние утверждения моих биографов, будто я родился в 1866 году, отпали благодаря тщательному исследованию, проведенному профессором господином Миленковичем. Предшественники Миленковича строили свои предположения на основе данных, согласно которым я перешел во второй класс гимназии в 1878 году. Предполагая, что я пошел в школу семи лет и, как они думали, к двенадцати годам окончил четыре класса начальной школы и один класс гимназии, они решили, что я родился в 1866 году.

Чтобы положить конец спору, господин Миленкович предпринял исследование старых архивов, перевернул все протоколы заседаний педагогического совета и в конце концов доказал как неоспоримый факт, что в первом классе гимназия я учился не один, а целых три года и, следовательно, родился не в 1866, а в 1864 году. Приношу свою благодарность господину профессору за то, что он осветил этот вопрос. Теперь нам все стало ясно, и никому больше не удастся ввести нас в заблуждение.

Между прочим, как раз в тот самый год, когда я родился, умер Вук Караджич.[2] Конечно, это чистая случайность, так как я никогда не претендовал на то, чтобы какой-либо литератор умирал специально для того, чтобы освободить мне место в литературе. Однако эта случайная связь между мной и Вуком Караджичем наполняла меня гордостью, и я с ранних лет страстно мечтал, чтобы кто-нибудь переломил мне ногу, так как считал, что достаточно быть хромым, чтобы стать Вуком. Однажды мне чуть было не переломили обе ноги, но отнюдь не из-за стремления удовлетворить мое литературное тщеславие.

Мимоходом еще одно замечание. Почти в то же самое время, когда я собирался родиться, или даже несколько раньше, среди народов Балканского полуострова зародилась идея сближения и объединения, идея совместной борьбы за национальную независимость. Вероятно, я был первым опытом такого сближения, некоторым образом представляя живое воплощение идеи объединения балканских народов. Ведь если бы не сербами были те, кто вскормил и вспоил меня, за что я бесконечно признателен, меня уже давно, наверное, застрелили бы, как греческого министра, или мне пришлось бы в роли самозванного румынского князя скитаться по модным курортам Европы и транжирить деньги старых французских вдов. Обстоятельства могли бы сложиться и так: субсидируемый разными государствами, я бродил бы по Балканским горам с бандой головорезов, оставляя за собой кровавый след и ожидая удобного момента, чтобы из своей разбойничьей шайки сформировать правительство.

Долгое время не могли установить не только время моего рождения, но и место. Одни биографы утверждали, что я родился в Белграде, а другие считали, что я уроженец Смедерево. И вся эта путаница произошла потому, что ни один из вышеупомянутых городов до сих пор не признает меня своим гражданином и каждый старается навязать меня другому. Я не могу, конечно, сослаться на свою память, но все же мне известны некоторые обстоятельства, проливающие свет на причины такой неразберихи. В нашей семье говорили, что отец был когда-то зажиточным купцом в Белграде, но в тот самый день, когда я должен был родиться, он объявил себя банкротом, собрал остатки своего имущества, в том числе и меня, и переехал на жительство в Смедерево. Я никогда не смогу простить ему этого. Посудите сами: еще не видя белого света, я предполагал, что буду сыном богатого человека, и вдруг в тот самый день, когда я уже не мог отказаться от появления на свет, отец объявил о своей несостоятельности, обрекая меня на нищенское существование. Я не могу простить ему этого еще и потому, что из всех своих многочисленных детей он выбрал именно меня, чтобы сыграть такую злую шутку.