Автобиография - [9]
В другой раз мы читали историю Иакова и Исава. Отец процитировал при этом место из Талмуда, где говорится:
Иаков и Исав разделили между собою все блага мира; Исав выбрал себе блага этой жизни, Иаков же — блага жизни будущей; и так как мы происходим от Иакова, то и должны отказаться от всякого притязания на блага сего преходящего мира [38].
Я вознегодовал: блага этой жизни куда важнее!
Отец дал мне оплеуху и назвал безбожным мальчишкой, чем не развеял моих сомнений, но заставил молчать.
Князь Радзивилл [39] чрезвычайно любил охоту. Однажды он со свитой занимался ею в тамошних краях и вместе с дочерью (вышедшей впоследствии замуж за князя Жевусского [40]), остановился в нашей деревне.
Молодая княжна со своими придворными дамами, камердинерами и лакеями заняла для послеобеденного отдыха комнату, в которой за печкой играл я. Меня изумили великолепие и блеск придворного штата. С восторгом глазел я на красоту лиц, золото и серебро вышитых платьев, и глаза мои не могли насытиться.
«Ах, как красиво!» — воскликнул я в увлечении.
Отец подошел ко мне и сказал на ухо: «Дурачок! В будущей жизни эта дуксел (княжна) будет у нас топить печи!»
Нельзя себе представить, как озадачило меня такое предположение. С одной стороны, я не имел оснований не верить отцу и был очень рад будущей близости красавицы княжны к нашему семейству. С другой стороны, трудно было себе представить, чтобы богатая аристократка в роскошной одежде прислуживала бедному еврею. Мне даже стало жаль княжну, осужденную на такую унизительную работу. Довольно скоро все эти мысли разогнала детская игра.
Я с младых ногтей обнаруживал большую склонность к рисованию. В отцовском доме, конечно, не было картин, но на титульных листах некоторых еврейских книг я видел политипажи, изображавшие растения, птиц и т. п.; гравюры эти мне очень нравились, и я пытался копировать их мелом или углем. Особенно мне приглянулся сборник еврейских басен, в котором были изображены действующие лица (животные). Я срисовывал их фигуры с величайшей точностью. Отец удивлялся моей ловкости в этом деле, но бранил за пустое времяпрепровождение и говаривал: «Художником, что ли, хочешь стать? Ты должен изучать Талмуд и сделаться раввином. Кто знает Талмуд, тот знает все!»
Но способность и склонность к рисованию меня не оставляли. Когда отец переселился в Г., я тайком прокрадывался там в помещичий дом и копировал рисунки обоев, что было сравнительно безопасно: комнаты почти всегда оставались пусты, так как помещик редко заглядывал в эту свою усадьбу. Как-то раз зимой меня нашли почти насмерть замерзшим в зале помещичьего дома. В одной руке я держал бумагу (мебели в комнате не было), а другой срисовывал со стены замысловатый орнамент.
Кажется, из меня мог вырасти изрядный художник, если бы кто-нибудь оказал мальчику поддержку на этом пути. Хотя, если быть совсем честным, у меня вряд ли хватило бы терпения для окончательной отделки своих картин.
В учебной комнате отца стоял шкаф с множеством книг. Из них мне разрешено было пользоваться только Талмудом. Но отец много времени вынужден был отдавать хозяйству, и я беззастенчиво нарушал все запреты. Довольно хорошо зная уже еврейский язык, я поглощал книгу за книгой, и многие оказались куда более мне по вкусу, чем Талмуд. Что вполне естественно (я оставляю за скобками заключенные в нем мысли о юриспруденции). Сухие, по большей части непонятные для ребенка талмудические разглагольствования о жертвоприношениях, омовениях, праздниках и запрещенной пище, самые странные раввинские причуды, обсуждаемые с величайшей серьезностью, ничтожные мелочи, рассматриваемые с полным напряжением ума и заполняющие многотомные фолианты… Например: сколько белой шерсти может иметь рыжая телица [41] и оставаться при этом рыжей? Какого происхождения должны быть различные виды кожных повреждений, чтобы требовать того или иного омовения? Можно ли убить блоху или вошь в шаббат (первое разрешается, в то время как второе считается смертным грехом [42])? Забивать ли скотину у горла или у хвоста [43]?
Облачался ли первосвященник сначала в рубаху, а затем в штаны — или наоборот? Если ябам [44] (брат бездетно умершего, который по закону должен жениться на его вдове) упадет с крыши и утонет в уличных нечистотах, освободится ли он тем самым от своих обязательств или нет? «Ohe iam satis est!» [45]
Сравнится ли все это с книгами по истории, например, где о действительных событиях повествуется поучительно и занимательно? Или с рассказами о мироздании, расширяющими наш взгляд на природу, приводящими великое целое в организованную систему, и т. п.? Полагаю, что мой выбор был вполне понятен и основателен.
