Автобиография - [47]

Я имел смелость показать точку зрения и понятия замечательного мыслителя в извлечении из важнейшего его сочинения, не ограничившись сухим переводом, но и объяснив некоторые темные места, а другие приведя в согласие с новейшей философией.

Уже одно это, в качестве вклада в историю философии, должно привлечь внимание исследователя.

Я не забыл и других своих учителей, опосредованно или непосредственно содействовавших моему перерождению. Однако благодарность не мешает мне видеть их слабые стороны и порицать то, что достойно укоризны; я не забыл известное изречение: «Amicus Socrates, amicus Plato, sed magis arnica veritas» [156].

Так как я наконец стал писателем и научился передавать свои мысли в свойственной только мне манере, то, естественным образом, появились обстоятельства, вследствие которых я могу быть или понятым, или непонятым. Поэтому я считаю необходимым для пользы подлинных читателей, которые не удовлетворяются при знакомстве с книгами только анонсами журналистов, объяснить искателям истины план моего сочинения и особенности его формы, чтобы избежать дальнейших недоразумений.

Искренность — главная черта моего характера. Но я хотел бы, чтобы мои писания отличались не только верным изображением событий моей жизни и моих поступков, но и самой манерой этого изображения.

Моя автобиография, кроме того, своеобразная опись сделанного и несделанного, показывающая мне самому, насколько я приблизился к своему предназначению и призванию и в каком направлении следует двигаться для дальнейшего самоусовершенствования.

Введение

Развитие моих взглядов и характера. Решительное влияние на это сочинений знаменитого рабби Моисея бен Маймона. Изложение духа этих сочинений

Из первой части «Автобиографии» видно, что, несмотря на все препятствия, которые судьба ставила на пути развития моих способностей и характера, продвижение это хоть и задерживалось, но не было окончательно подавлено. Действие равно противодействию — таков закон природы, действительный и в моем случае: Провидение озаботилось, чтобы препоны содействовали достижению цели. Отсутствие настоящих учителей и целенаправленного чтения искупалось собственными размышлениями. Малая доступность необходимых книг заставила меня с удвоенным вниманием относиться к тем, которые удавалось добыть. Я вникал в их достоинства и недостатки, старался восполнить пробелы, внести свет и упорядоченность в темный, запутанный хаос. Мало-помалу я начал понимать, что беды и неудачи, преследовавшие мою семью, вовсе не являются неотвратимым наказанием за какие-то грехи, как обычно говорят себе те, кто погряз в невежестве и лени. Напротив, именно лень и невежество влекут за собой череду несчастий. Представление о промежуточных причинах постепенно вытесняло взрывающее их границы представление о первопричине и ставило ее на свое истинное место — место исходной идеи для бесконечного поиска промежуточных причин.

Тоскливая бездумная вера постепенно уступала место религии разума; рабское поклонение сменилось осознанием нравственных правил; совершенствование было признано мной истинным благом.

Решительное влияние на счастливую перемену моих взглядов оказали сочинения знаменитого Маймонида (рабби Моисея бен Маймона). Я почитал этого (действительно великого) учителя непогрешимым, а его творения — продиктованными Божественной мудростью. Почитание доходило до того, что я, опасаясь совершить под влиянием развивающихся страстей что-либо противоречащее воззрениям Маймонида, изобрел для противостояния искушениям такой обет: «Клянусь именем великого моего учителя, рабби Моисея бен Маймона, не совершать того-то и того-то». Эта клятва, насколько могу припомнить, и впрямь всегда удерживала меня от неблаговидных поступков.

Чтобы дать понять, как и в какой мере сочинения Маймонида повлияли на меня, я должен хотя бы кратко ознакомить читателя с духом этих трудов.

Тот, кто ищет в этой книге только описание событий или хочет читать ее как роман, может пропустить страницы, которые наверняка покажутся немаловажными мыслящему читателю.

Рабби Моисей бен Маймон был родом из испанской раввинской фамилии и жил в XII в., когда мавры еще процветали в Испании. В те времена она значительно отличалась в лучшую сторону от Франции и других христианских стран, где господствовали тогда величайший политический хаос, невежество и грубость нравов. В Испании же науки и искусства, государственная политика и просвещение достигли высокой степени развития. Там находились самые знаменитые академии и университеты. Ученые занятия поощрялись всеми мерами. Евреям были предоставляемы государством не только защита и гражданская свобода, но нередко и самые высокие должности; пользуясь благами просвещения наравне с другими жителями, мои соплеменники основывали разного рода промыслы, занимались наукой и искусством. Во Франции и прочих христианских землях положение евреев было куда печальнее. Их невежество и религиозные предрассудки брали верх над здравым смыслом. Науки и искусства не только не были ими уважаемы, но и презирались как нечто противное религии. Ученые евреи изучали по преимуществу Талмуд и руководствовались его толкованиями. Это, естественно, породило недоразумения и споры между французскими и испанскими учеными. Последние смотрели на первых как на хитрых причудников, которые без основательного знания языка, без разумной экзегетики и без правильного метода понапрасну тратят свои способности и остроумие. Первые же, напротив, упрекали последних в отступлении от веры праотцев и осуждали все светские знания и науки, считая их еретическими.