Автобиография - [39]

Язычество отличается от иудаизма, по моему мнению, преимущественно тем, что одно основано на формальных, абсолютно необходимых законах разума, а другое, даже если бы оно заключалось в природе вещей и, следовательно, было бы реальным, на материальных, лишь гипотетически необходимых законах природы, следствием чего становится многобожие. Каждая отдельная причина персонифицируется при помощи силы воображения, то есть представляется как моральное существо и превращается в одно определенное божество. Сначала это был исключительно эмпирический процесс. Постепенно появлялись всё новые возможности понять, что эти причины, представленные как особые божества, зависимы друг от друга и подчиняются друг другу в определенной последовательности. С течением времени возникла целая система языческой теологии, в которой определяется значение каждого божества и устанавливается порядок его отношений с другими.

Иудаизм, напротив, изначально стремился к системе или к единству естественных причин, поэтому в итоге получил полное формальное единство. Это единство регулятивного характера влияет на полную классификацию всех явлений природы и предполагает знание о многообразии различных естественных явлений. Израильтяне, однако, из любви к единой системе и в страхе утратить этот принцип в его первозданном виде словно пренебрегают использованием последнего. Тем самым они получили религию чистую, но очень неудобную как для расширения познания, так и для повседневной жизни. Этим объясняется их непрерывное недовольство религиозными предводителями и частое впадение в идолопоклонство. Они не сумели, в отличие от просвещенных народов нашего времени, уделить должного внимания одновременно чистоте принципа и целесообразности религиозных ритуалов и потому были вынуждены жертвовать либо одним, либо другим.

В довершение всего талмудисты также ввели исключительно формальное, не имеющее никакой практической цели обращение с религией и еще больше усугубили ситуацию.

Таким образом, согласно намерению Создателя, эта религия должна была сформировать непревзойденный интеллект и мудрость еврейского народа, но в силу бессмысленного использования последней сделала его самым невежественным и неразумным из всех народов. Следовало бы объединить познание природы с познанием религии и подчинить одно другому, как материя подчинена форме; вместо этого познание природы совершенно игнорируется познанием религии, а сохраняемый неизменным принцип остается без какого-либо применения.

Религиозные таинства — это вещи и действия, сообразные понятиям и основным принципам и обладающие глубоким внутренним смыслом. Однако из-за их формы в них есть нечто неприличное, комичное или странное. Как следствие, в своем внешнем проявлении они должны быть скрыты от взоров, неспособных проникнуть в их внутреннюю суть и для которых они будут мистериями вдвойне. Вещи или действия как таковые образуют небольшие мистерии, а их внутренний смысл порождает большие мистерии.

Для евреев в Скинии, а позже в Святейшем храме таковым был Ковчег Завета, который, по словам известных авторов, имел сходство со священными сокровищницами в адитонах древнегреческих храмов [139]. У египтян мы также находим саркофаг Аписа, который сохраняет от праздных глаз это мертвое животное, которое хотя и имело большое значение как символ, но являло собой неприятное зрелище. В Ковчеге Завета в Первом Соломоновом храме, согласно Священному Писанию, не было ничего, кроме двух скрижалей. Про Ковчег Завета Второго храма, возведенного после Вавилонского пленения, я нашел в Талмуде высказывание столь необычное, что не стоит здесь его цитировать [140].

После этого рассказа враги, которые завладели Храмом, увидели во Всесвятом Боге двуединый образ мужского и женского начал одновременно и осквернили эту святыню грубым толкованием ее внутреннего смысла. Данный образ был призван служить живым чувственным изображением единения нации с Божеством, и его следовало спрятать от глаз простого народа, который понимает символ, но не вникает в глубинное значение. По той же причине херувимов укрывали за занавесом.

Таковыми были мистерии древности в целом. Величайшая мистерия иудаизма состоит в имени Иеговы, выражающем абсолютное бытие, абстрагированное от всех особых форм бытия, которые нельзя представить без этого бытия. Учение о единстве Бога и зависимости всего существующего от Него, в соответствии со своими возможностями и действительностью, может быть осознано только в единой системе совершенства. Когда Иосиф говорит, выступая против Апиона: «Первый урок нашей веры касается Бога и говорит о том, что Бог есть все, что Он совершенное и умиротворенное явление и единственная первопричина всего бытия» [141], — то, по моему мнению, эти слова дают лучшее толкование сложного места о том, как Моисей обратился к Богу: «Вот, я приду к сынам Израилевым и скажу им: Бог отцов ваших послал меня к вам! А они скажут мне: как Ему имя? Что сказать мне им?» — и Бог ответил ему: «Так скажи сынам Израилевым: Иегова, Бог отцов ваших, Бог Авраама, Исаака и Иакова, послал меня к вам, вот имя Мое на веки, и памятование обо Мне из рода в род»