Автобиография - [37]

Я восхитился этой остроумной экзегетикой ^{5} и захотел стать членом секты. Несколько недель я с величайшим нетерпением ждал окончания срока моей службы, а потом, получив расчет, сразу же отправился в М., где обитал в то время Б. [137], один из главных учителей сообщества. Мне и в голову не пришло отправиться домой, к семье, жившей относительно близко. Я тронулся в дальний путь.

Наконец я счастливо прибыл в М. и, отдохнув немного после дороги, постучался в дом Б., ожидая, что буду немедленно ему представлен. Нет, объяснили мне, он будет ждать меня в субботу, как и других гостей, приехавших к нему. Нам всем вместе доведется видеть святого человека и внимать его мудрым словам, но каждый, несмотря на публичный характер приема, может считать его частной аудиенцией.

Придя в субботу, я оказался среди многолюдного собрания. Через некоторое время в комнате появился хозяин, человек весьма внушительного вида, в белом атласе с головы до пят: даже башмаки его и табакерка были белыми (у каббалистов этот цвет означает милость). Он подал каждому гостю шалом, то есть поздоровался.

Сели за стол, пришла пора обеда. За едой царило почтительное молчание. Откушав, учитель затянул торжественную мелодию, потом прикрыл ладонью лоб и стал по очереди называть гостей — по их именам и местожительству: «Ц. из Г.! М. из Р.! С. из H.!…» — и мы немало были удивлены такой осведомленностью.

Каждому названному предлагалось процитировать какой-нибудь стих из Священного Писания. После этого Б. произнес проповедь, при этом текст ее полностью состоял из процитированных строк и их толкования. Удивительно: фрагменты, взятые из различных глав и книг, были в речи учителя так искусно связаны, что представили собой как бы единое целое. И, что еще удивительнее, каждый из нас, когда проповедь касалась приведенной именно им цитаты, слышал какой-нибудь комментарий, касающийся его личных дел и обстоятельств.

Но прошло время, и мое восхищение Б. и его приверженцами стало ослабевать. Я понял, что их остроумная экзегетика, в сущности, ложна и ограниченна, а так называемые чудеса объясняются легко и просто. Члены секты проникали в тайны своих посетителей заранее — при помощи наведения предварительных справок, и непосредственно — благодаря некоторому знанию человеческой природы, физиогномики и ловко поставленным косвенным вопросам, чем и приобретали у людей невежественных славу пророков.

Сообщество не пришлось мне по вкусу и из-за других причин. Приведу одну историю.

Мы собрались в доме учителя в час молитвы. П. опоздал. Его спросили, из-за чего. Он ответил, что жена его в эту ночь родила дочку. С шумом и каким-то иступленным весельем все стали поздравлять свежеиспеченного отца. На гомон вышел из своего кабинета Б.: «Что случилось?» Ему объяснили. «Дочку! — воскликнул учитель несколько даже брезгливо. — Так его следует немедленно высечь!» ^{6}

П. протестовал: виноват ли он в том, что у него родилась дочь? Но то, что сказал учитель, должно быть выполнено. Несчастного схватили, положили на порог и порядочно выпороли. Все (кроме него) пришли от этого в неописуемый восторг. Удаляясь в кабинет, Б. сказал: «Ну, братья, служите Господу с радостью».

Я решил уехать из М. Глава секты дал мне свое благословение, и я отправился домой.

Теперь еще несколько слов о внутреннем устройстве сообщества. Его руководители, насколько я могу судить, могут быть разделены на четыре класса: 1) мудрые; 2) хитрые; 3) сильные ^{7}; 4) добрые.

Высший класс, главенствующий над остальными, составляют, естественно, мудрые. Это люди, глубоко знающие человеческие слабости и тайные пружины поступков, понимающие, что ум важнее силы, так как вторая отчасти зависит от первого, он же от нее — нисколько. Они способны властвовать, то есть так использовать волю и силу других, что те, исполняя замыслы мудрых, думают, будто действуют самостоятельно. Тут нет обмана: в результате все достигают поставленной цели.

Хитрые также пользуются волей и силами других, но результатами собираются воспользоваться сами.

Сильные властвуют, обретя силу свою одолением всех страстей, помимо какой-нибудь одной; такая целеустремленность почти не ведает преград.

Воля и сила добрых пассивна; они достигают поставленных целей не властвованием, а, напротив, подчиненностью.

Мудрые, проникая во все другие классы, незаметно управляют ими. Они стараются перехитрить хитрость хитрых, сделать так, чтобы те, воображая, будто обманывают других, сами оказались одурачены. Сильными мудрые пользуются для исполнения самых важных своих планов, направляя вышеуказанную целеустремленность в нужное русло. Добрых мудрые используют как пример подчиненности, которому следует подражать; таким образом они уменьшают опасность, могущую возникнуть от самостоятельности остальных.

Мудрым обычно приходится пройти непростой путь от строгого стоицизма до тонкого эпикурейства. Какое-то время они досконально исполняют все религиозные и моральные законы, подавляют в себе влечения и страсти. Но настает час, когда мудрый понимает: стоицизм не цель, а лишь средство для достижения высшей цели человечества — блаженства, и от самоограничения устремляется к наслаждениям.