Автобиография - [34]
В городе он застал мать мирно сидящей над шитьем, побеседовал с ней, ни словом не обмолвившись о своих предчувствиях, и отправился обратно. Однако беспокойство его ничуть не улеглось.
Через три дня в городе, где жила мать учителя, случился пожар. Услышав об этом, он, горько рыдая, вновь кинулся туда и узнал, что предзнаменование сбылось: старушка погибла в пламени.
Глава XIX
Примерно в то же время появились так называемые новые хасиды, и я познакомился с ними. О старых речь здесь уже велась: отличаясь непомерно строгим благочестием, они издавна посвящали жизнь неукоснительному исполнению религиозных предписаний и покаянию, полагая, что грехи можно искупить отказом от всех наслаждений, непрестанными молитвами, умерщвлением плоти и т. п.
И вот некоторые из благочестивых основали новую секту. Истинная праведность, учили они, заключается вовсе не в самоистязании, которое ослабляет физические и душевные силы, гонит прочь спокойствие и жизнелюбие, необходимые для познания Бога; подлинное благочестие, напротив, в удовлетворении телесных потребностей, в наслаждении чувственными удовольствиями. Человек, утверждали новые хасиды, лишь тогда достигнет совершенства, когда станет воспринимать себя не как отдельную личность, а лишь как частицу Божественного. Не отшельничество, не подавление желаний — но наслаждение жизнью во всем многообразии кроящихся в ней радостей.
Надо сказать, что и тот и другой взгляд имеет свое основание. Первый, очевидно, восходит к стоицизму, второй — к эпикурейству. Но воистину нет в мире воззрений, которых нельзя было бы довести до абсурда.
Старые хасиды, руководствуясь идеей об освобождении от страстей и влечений, пытались совершенно уничтожить их, лишая себя свободы воли. Поклонники этой секты опирались не на разум, а на религиозные предписания, которые понимались весьма своеобразно и возводились в абсолют. За добродетель свою старые хасиды ожидали от деспотичного и непредсказуемого высшего существа будущей награды; следовательно, в основе их действий лежал не поиск истины, а личные интересы. Так и у новых хасидов; но интересы первых сугубо умозрительны, а у вторых хотя бы покоятся на понятных человеческих чувствах. Верования и мораль этих сектантов куда привлекательнее, однако они так же мало, как и их предшественники, разбираются в естественных науках и психологии. Умаляя личную значимость человека и стремясь стать малой частицей великого, новые хасиды пошли неверной дорогой, творя в пути множество несуразностей, почитая каждое желание вдохновленным свыше, любую страсть — Божественным соизволением.
По сути, новые и старые хасиды не две секты, а одна: рознятся у них не столько религиозные воззрения, сколько методы. Однако антагонизм между группами был так силен, что их представители взаимно почитали друг друга едва ли не еретиками и находились в постоянной вражде. Сначала верх одержали новые — и распространились едва ли не по всей Польше и даже дальше. Они рассылали повсюду эмиссаров, которые проповедовали свои взгляды и вербовали приверженцев. Значительную часть польских евреев составляли ученые: каждая еврейская семья мечтала о раввинской карьере для сыновей, и только полная неспособность избавляла того или иного мальчика от обучения. А ученый еврей, как уже говорилось, человек праздный. А человека досужего как может не привлечь доктрина, гласящая, что для достижения вечного блаженства не обязательно поститься, бодрствовать по ночам, постоянно сидеть над Талмудом — все вышеперечисленное только вредит безоблачному настроению, которое лишь одно и необходимо для истинного благочестия. Так что недостатка в приверженцах не было. Молодые поклонники привлекательных воззрений оставляли родителей, жен, детей и целыми толпами отправлялись на поклонение в К., М. и другие места, где обитали столпы нового хасидизма: пусть великие учителя собственными устами изложат им свое учение.
Теперь коснемся отдаленных причин неизбежного возникновения новой секты. (Мне кажется, что теперь, когда ведется столь много споров о тайных обществах, не следует пренебрегать в автобиографии рассказом об истории одного общества, особенно тайного, в которое я был втянут, пусть и ненадолго.)
Со времени утраты своего государства евреи были рассеяны между различными народами, более или менее терпимо относившимися к чужакам. Единственным инструментом, связующим нацию в органическое целое, оставалась вера. Но она и проистекающие из нее законы основаны на Священном Писании, в котором многое нуждается в разъяснении. Для его толкования (и создания современных законоположений) необходима традиция. Она не может, разумеется, быть достоянием всех и каждого; ею владеет некая каста или корпорация — так сказать, законодательная комиссия.
