Австралийские рассказы - [128]

Пока идет набор, Джо, как обычно, вспоминает «Хижину дяди Тома». Разница не так уж велика. Все дело только в том, кто стоит на возвышении. На невольничьих рынках рабы стояли на помосте и смотрели вниз на хозяев. Здесь хозяева стоят на помосте и оглядывают сверху рабов. Белые и черные. В былые времена белые щупали мускулы рабов. Ну а здесь…

— Идут!

— Не зевай — подняли перекладину!

Хватит размышлять, Джо. Это уже действительность. Австралия 1940 года. Полезай на загородку, оттуда ты сможешь наблюдать, что происходит у привилегированных «первых», аристократии портового невольничьего рынка.

Да, сегодня утром будет работа. Двое в белых воротничках пробираются сквозь толпу рабочих. Они взбираются на помосты, стоящие поодаль один от другого. Черные дощечки взлетают, как флаги. На них написано мелом:

«Австралийская звезда». Железнодорожный причал. 9 часов».

«Гульбурн». Северный причал 6. 8 часов 30 минут».

Две хороших работы. Люди стоят молча и неподвижно. Когда белый воротничок указывает на кого-нибудь из них, один за другим они делают шаг вперед. Квадратные коричневые карточки обмениваются на белые бумажки.

Еще один белый воротничок.

«Момба». Северный причал 11. 9 часов».

Еще одна хорошая работа. Слишком хорошая, угрюмо размышляет Джо. Вряд ли «первые» сегодня пропустят этот пароход. И все-таки приятно видеть какое-то оживление. Чувствуешь, как рассеивается гнетущая тревога. На усталых лицах появляются улыбки. Гул голосов опять нарастает.

Снова движение. Теперь уже от помостов. Здесь и там собираются группы, обсуждающие извечный вопрос портовой жизни: «Надолго ли хватит этой работы?»

Для «вторых» еще ничего нет. Джо позабыл о своих окоченевших ногах и с ужасом замечает, что его руки, держащиеся за верх загородки, дрожат. Вот до чего дошло — нервы. Тридцать восемь лет труда и отчаянной борьбы за право трудиться. Тут человек должен быть сделан из стали. Он оглядывается, не заметил ли кто-нибудь, но все взгляды жадно прикованы к роковым помостам. Позади, над загородкой отделения «пустышек», виднеются посиневшие от холода лица. Люди с незаполненными Карточками, лишенные всякой возможности выбора. За три недели им не досталось никакой работы, и все же они ждут. Они заглядывают в отделение для «вторых» с такой же завистью, с какою «вторые» заглядывают в отделение для «первых».

«Токио — «Мару». Док Виктория 10. 9 часов».

Средний причал… А говорили, что японец стоит в Вильямстауне. Ну что же, это последняя надежда. Со «Звездой» и «Гульбурном» уже покончено, но на «Аделаиду» еще набирают. А вот и еще один белый воротничок выходит из конторы.

«Мару»… да, «первые» отказываются от него. Он им не нужен. Это хороший признак. Несмотря на то, что движение судов держится в строжайшем секрете, они умудряются все разнюхать. Они, должно быть, знают, что будет еще работа.

— Вот он! «Вторые», не зевай!

— Кто хочет японца?

Работа на этих пароходах иногда перепадает «пустышкам», но сегодня на нее набрасываются «вторые». После такой безработицы никто не хочет упускать случай. За последние восемь дней в отделении для «вторых» дощечка поднимается всего лишь в третий раз.

«Токио — «Мару». Док Виктория 10. 9 часов».

Джо, один из многих сотен, стоит, сжимая в потной руке овальную коричневую карточку. За работу он получит самое меньшее три фунта, да еще, может быть, наймут вторично для погрузки в Вильямстауне. Белый воротничок тычет пальцем, и счастливцы проталкиваются вперед, за маленькой белой бумажкой. Все остальные стоят напряженно и неподвижно, глаза прикованы к человеку на помосте. Не раз у Джо замирает сердце и он готов ринуться вперед, но тотчас останавливается, потому что видит, что его сосед делает то же движение. Когда так страстно ждешь, то легко поверить, что белый палец указывает именно на тебя. Но каждый раз обнаруживается, что он указывает на человека, стоящего рядом с тобой, или спереди, или сзади. Когда агент компании спускается с помоста и уходит, Джо тяжело вздыхает. Набор длился долго и напряженно. Ожидание еще больше обессилило Джо. Но ушло человек семьдесят, и если будет еще работа…

Его место на загородке уже заняли, и он должен довольствоваться сообщениями более удачливых товарищей.

— Ну, что там?

— Есть еще что-нибудь?

«Порт Монреаль». Начало в 10 утра».

— Они берут его?

— Еще бы!

— Черт! Видно, они здорово проголодались!

Девять часов. Меньше шума и меньше движения. Многие ушли. Многие остались. Джо снова удалось захватить место на загородке. Он остро чувствует унизительность всего происходящего, но ничего не может поделать с собой. Человеку трудно сохранять достоинство, если он целую неделю даже ел в кредит. Сквозь клубы табачного дыма он следит за новыми объявлениями на помостах.

«Мирабука». Южный причал 17. 13 часов».

«Буассевэн». Док Виктория 16. 10 часов».

«Мирабука» у Южного семнадцать. Строевой лес. Да, «первые» взяли ее. Они никогда не пропустят строевого леса. Может быть, останется «Буассевэн». Голландские суда из Ост-Индии не пользуются особой популярностью из-за своих срочных грузов — чая и каучука… Да… голландец.

«Первые» от него отказываются.