Последнюю ночь перед эвакуацией эскадре посчасливилось, ночью прилетал «Цеппелин» и набросал бомб, которые не взорвались. Пять бомб были подобраны, и артиллерийский офицер 5-го Корабля штабс-капитан Журавченко со своим мотористом обезвредили их. Бомбы были шаровые, снаряженные тротилом, и весили по 100 кг каждая. Они не взорвались по оплошности экипажа «Цеппелина». На всех бомбах были включены предохранители взрывателей, и они не могли сработать.
В Белосток перелетели Корабли: 1-й, 2-й, 4-й, 5-й и 6-й. За Кораблями 8-м, 10-ми двухмоторным учебным выехали в Яблонну лейтенант Лавров, поручик Панкратьев и Сикорский.
Прилетевшие докладывали, что когда они вылетали из Яблонны, то канонада артиллерийской стрельбы была слышна очень близко.
К концу мая в эскадре было 10 кораблей, из них 8 прилетели в г. Лиду, а 2 корабля «Киевский» и 3-й находились в местечке Влодава.
В начале июня все 8 Кораблей прилетели в Лиду из Белостока, где 3 Корабля были поставлены в ангар, а остальные — в палатки.
В это же время в Эскадру прибыли командированные из Ставки Верховного Главнокомандующего генерал-майор Войнилович-Няньковский в качестве заместителя Начальника Эскадры по строевой части и капитан Генерального штаба Витковский на должность старшего офицера.
Как было сказано выше, помощником Начальника Эскадры был полковник Найденов В. Ф. Перед самой эвакуацией из Яблонны он заболел и был эвакуирован в Петроград. Выяснилось, что он заболел крупозным воспалением легких и в конце июня скончался.
В Лиде при ангаре находилось помещение ремонтной мастерской, все оборудование которой было заранее увезено, и мы получили только йустое помещение.
Ввиду недостатка технических сил с согласия поручика Алехновича был переведен в моторную мастерскую механик Корабля чиновник военного времени Кисель.
Комплектуя моторную мастерскую, туда был назначен вольноопределяющийся инженер Солнцев.
6 июля вечером получили телеграмму от подполковника Горшкова из Влодавы о нападении немецких истребителей на «Илью Муромца Киевский», ранении штабс-капитана Башко и сильных повреждениях самолета.
8 июля из Риги прислали 4 новых мотора мощностью по 150 л.с., которые являлись хорошей копией немецких моторов «Даймлер-Бенц» и были построены под руководством инженера Киреева.
В это же время из Петрограда привезли новый Корабль с помоторными рамами для двигателей «Сенбим», которые тут же пришлось передеатъ.
Командиром нового самолета был назначен штабс- капитан Панкратьев.
20 июля Панкратьев впервые вылетел на нем и, сделав круг, сел для проверки узлов (регулировки).
Все было благополучно, и все части Корабля работали нормально. Нужно сказать, что всегда, смотря на посадку Панкратьева, генерал говорил: «Вот посадка по-инструкторски — на три точки с малой скоростью, но не с потерей ее». Вот в этом и состояла особенность посадки Панкратьева.
21 июля Корабль был в воздухе более часа. На нем взята высота 3400 м за 1 час 16 минут.
На следующий день Панкратьев испытал Корабль. Высоту в 2000 м он взял за 40 минут. В это время из ГАУ прибыл макет 25-ти пудовой бомбы. Если ее наполнить сухим песком (что и было сделано), то ее вес будет 25 пудов. Сикорский указал, где должна быть подвешена такая бомба, чтобы не нарушалась центровка корабля. Мотористы под руководством механика Ушакова и штабс-капитана Никольского приспособили подвеску с открывающимся замком. Перед подвеской бомба была сфотографирована среди большой группы офицеров, в которой участвовали генерал Шидловский, поручик Панкратьев, И. И. Сикорский, капитан Витковекий, гвардии штабс-капитан Никольской М. Н., поручик Косилов, инженер Киреев и другие. Тут же эта бомба была подвешена под Кораблем и Панкратьев вылетел.
Набрав высоту около 500 м, Панкратьев приказал сбросить бомбу на дальней границе аэродрома. Все ожидали, что Корабль подбросит в момент отделения такого веса. Панкратьев скомандовал: «Сбросить», но сразу это не вышло, что-то заело. Ушаков быстро исправил неполадку, и бомба была сброшена. Интересно то, что об этом не сказали командиру, и он все время ожидал этого момента и начал кричать, чтобы сбросили бомбу. Тут ему показали жестами, что бомба уже лежит на земле. Панкратьев был очень обрадован тем, что Корабль не реагировал на мгновенное изменение нагрузки.
Упавшая бомба образовала глубокую и широкую воронку, уйдя в землю больше чем на четыре метра.
Собравшиеся у воронки офицеры пытались представить себе тот эффект, который получился бы, если бы бомба была снаряжена толом, но это, конечно, сделать было трудно. Фактически эта бомба предназначалась для либавского ковша, где базировались немецкие подводные лодки. Взрыв такой бомбы в ковше повредил бы все суда, находящиеся там, силой гидростатической волны, но наши войска отступили уже так далеко, что расстояние до Либавы стало слишком велико, и «Муромцы» с такими бомбами могли бы долететь туда и полдороги обратно с посадкой лишь в районе противника, а идти на такой риск желающих не нашлось.
Три снимка (группа с бомбой, бомба подвешена под фюзеляж Корабля и воронка) были отправлены в Ставку, где произвели сильное впечатление, и только тогда там схватились за голову, но было уже поздно, и не было средств для восстановления упущенного. Совершенно справедливо говорили некоторые сторонники развития «Муромцев», что все эти великие князья и «спецы» запели бы другую песенку, если бы такие Корабли были бы у немцев. Немцы настроили бы сотни две таких кораблей, и плохо было бы и нам, и нашим союзникам. А мы еле добились неполного десятка Кораблей и, несмотря на очевидные боевые их качества, «спецы» не переставали травить Эскадру. Великий князь Александр Михайлович уже не знал, как и чем донять Эскадру, и негласно распорядился посылать в качестве пополнения для формирования новых экипажей Эскадры летный состав, отчисляемых от школ и строевых частей, офицеров, не способных к летной службе. Этих офицеров приходилось тут же возвращать обратно. Ввиду такой ситуации Начальник Эскадры был вынужден организовать свою летную школу и выбирать учеников из состава самой Эскадры.
