Мы с братом пошли знакомиться с окрестностями и зашли в симпатичный лесок с елочками и осинками. Только что вошли на опушку, как увидели целые полянки роскошных рыжиков. Между ними виднелись огромные яркие шапки подосиновиков. Вот такой контраст: там, откуда мы прилетели, грохочут пушки, люди, оторванные от своих насиженных мест и семейств, с оружием в руках идут убить таких же людей, а тут такой безмятежный мир и тишина, но рядом стоит творение рук человеческих, готовое в любой момент подняться в воздух и, донеся свой смертоносный груз до каких-то рубежей, высыпать его на не ожидавших ничего плохого людей… Ладно! Немножко отдохнули, а теперь снова за работу.
К полудню облака стали светлее и выше. Приготавливаемся вылететь. Осмотрев полянку, на которой мы сидим, Панкратьев решил перевести Корабль для более удобного взлета метров на SO. Для этого запустили два мотора и все, кроме командира, впряглись в Корабль и потащили его на выбранное место, запустили еще два мотора, все вошли в Корабль и полетели. Но теперь никаких ориентиров перед нами не было, и до самого Двинска мы должны были лететь по компасу. Около 13 часов увидели большую реку — Западную Двину, и вскоре показался большой город. Как мы обрадовались, когда на поле вблизи окраины города увидели три наших Корабля. Сделав круг, мы увидели разложенный костер, показывающий направление ветра. Панкратьев приземлился.
Ночевали мы в Кораблях. Проснувшись, увидели, что дождя нет, и облачность стала повыше. Решили лететь. Первым вылетел Головин (ИМ 6-й). за ним Шаров (ИМ 4-й). потом Констенчик (ИМ 10-й), потом полетели мы (ИМ 2-й) и за нами сотник Лобов (ИМ 8-й).
Двухчасовой полет обошелся без всяких приключений, и около 8 часов утра мы приземлились в Запсковья — там где мы садились в 1914 г. Рядом с нами уже стояли два Корабля, а остальные сели где-то в другом месте. Часов в 10 к нам подъехал автомобиль с адъютантом Начальника Эскадры и сообщил, что мы сидим не на своем месте. Наш аэродром в 3 км от города, у Варшавского шоссе.
Из всех Кораблей первым прилетел Лавров. Он сразу пробил облачность и по компасу и счислению пути, без посадки, пролетел до самого Пскова. Алехнович (ИМ S-й), не долетев до Пскова, увидел хорошую площадку и рядом большое имение и тут же сел. Экипаж был радушно принят хозяевами, переночевал и наутро, набрав полные корзины грибов, перелетел в Псков. Штаб Эскадры уже прибыл, но еще разгружался.
Тут мы узнали, что Новогеоргиевская крепость почти не оказала противодействия наступающим немецким войскам и, продержавшись 3–4 дня, прекратила сопротивление. Зная «свирепость» коменданта крепости генерал-лейтенанта Бобыря, совершенно непонятно, как он мог так быстро сложить оружие.
В апреле активность боевых действий Эскадры возрастала довольно быстро. Железнодорожные станции в Восточной Пруссии почти ежедневно подвергались разрушительному действию «Муромцев». Штабы соседних армий были информированы о действиях немецких войск на глубину до 50 верст. Такое положение не могло нравиться немцам. Их артиллерия, приспособленная для стрельбы по аэропланам, оказалась настолько немощной, что не могла противодействовать налетам «Муромцев». Тогда они решили организовать аэродром в сорока верстах от фронта в местечке Санники. Наши Корабли обнаружили этот аэродром, но только после первого посещениям «Альбатросом» аэродрома в Яблонне впервые бомбардировали немецкий аэродром. Немцы вскоре прилетели с ответным визитом, и в дальнейшем, как только «Муромец» набросает бомб где-либо в Восточной Пруссии, через час или два над нашим аэродромом появляется «Альбатрос», сбрасывает 4 маленьких осколочных бомбы и посыпает стрелами. На одном из новых Кораблей осколком был пробит радиатор, несколько человек ранены, в поселке были убитые, а дома стояли без стекол. Однажды под бомбы попал генерал и группа офицеров с Сикорским, но все обошлось благополучно. Тут же было решено принять меры защиты и противодействия.
Около палаток стали рыть траншеи, установили дежурство кораблей с пулеметами, а из крепости прислали батарею полевых орудий, приспособленных для стрельбы вверх. Кроме этого, штабс-капитан Бродович, набрав 20–25 осколочных бомб, бомбардировал немецкий аэродром. На другой день два Корабля, 2-й и 4-й, с интервалом в два часа вторично бомбардировал Санники. Немцы прекратили налеты.
Однажды, в конце апреля, производились тренировочные полеты. В воздухе был «Илья Муромец-6» — штабс-капитана Головина. Высота была около 1500 метров. Как всегда, с аэродрома следили за полетом. Вдруг видят, что к «Муромцу» приближается «Альбатрос». Все замерли в ожидании нападения на «Муромца». На Корабле не было даже личного оружия, а на земле — средств предупредить Корабль о наличии опасности. Кроме того, экипаж был так занят полетом, что не обратил внимания на немца, приближающегося сзади к Кораблю. К нашему счастью, немец оказался не из храбрых и вряд ли слыхал о геройском поступке капитана Нестерова, сбившего, тараня, австрийский самолет. Немец сделал крутой вираж, сбросил пару бомб и улетел. Самое ужасное было то, что не было связи с Кораблем в воздухе, и мы были бессильны предупредить об опасности. Этот урок послужил нам на пользу: было приказано в каждый полет брать с собой пулемет и вменить в обязанность артофицеру следить за воздухом и аэродромом. На аэродроме — сделать полотнянную стрелу, которую выкладывать в сторону появившегося противника.
