Август в Императориуме - [96]
Луна беззвучною наядой ныряла в быстрых облаках. Дважды встретился и отдал честь конный патруль, рысью процокавший по грохочущему, как жестяной короб, ночному асфальту и камню — и остался надолго расползающейся в даль переулков стылою змеёю затихающего звона, арконадою мерно распрыгавшихся мелодично дождящих бусинок, понемногу теряющихся в пыльно-диком ночном безмолвии… Иногда, не в силах вынести говорливую разорванность бус, на бледные до посинения, до хруста стиснутых немотой кулаков иномирия улиц и площадей через междомные дыры-заросли-скверы прямо со звёзд вваливался цыганский табор цикад и древесных лягушек, звенел, вопиял, резонировал — и вдруг оглушительно вымирал, тяжело западал обратно в немо, словно невидимое море стремглав утаскивало, пошипывая пеной в подлунное нёбо, змеезык слишком далеко забежавшей волны…
Луна беззвучною наядой ныряла в быстрых облаках. И нафига ему красть деньги и накрываться впопыхах таким вот бумким медным тазом, что схож с подбитым лунным глазом, и фонари мерцают газом, зачем судьбу зазря бесить, спокойно мог бы попросить…
Белошвейка. Не иначе проклятая белошвейка.
С маленькой грудью.
О чем это, интересно, ты думаешь?
Шесть. Нет, семь. Или восемь? Не так уж много, думал Рамон, решительно шагая по направлению к полночи по почти пустынным, призрачно освещённым газовыми фонарями улицам Вокзального Квартала — «двигал копытами», как изволил бы выразиться запропавший или улизнувший пофигист, к Фонтану Желаний. Бесконечно долбили вопросы самому себе — но кому ж ещё их задавать?
Что, к примеру, Наргиз может делать ночью в городе одна? Конечно, с осторожностью и инстинктом самосохранения у неё всегда были некоторые проблемы — разве забудешь, как она любила шататься пешком до абсолютного изнеможения, стирая новыми туфлями (не хочу ждать, они мне нравятся!) ноги до крови, или, плавая так себе, с восторгом лезла в здоровенные волны, а, едва отдышавшись после очередного волнительного пинка-кувырка, лезла снова, даже вода-пена с гладко-блестящей кожи соструиться не успевала, и ужасался за обоих, вышлепнутых волнищей в метре от пасмурно-ноздреватой глыбы, и начинал ругаться, вытряхивая песок и камешки из волос и плавок, сам виноват, звонко хохотала она, поправляя умопомрачительно съехавший купальник, не удержал, а потом опять, и до посинения, а когда тащил из воды, уже зуб на зуб не попадал, но капризничала и спорила, как ребенок, а потом ругалась, как взрослая, и презирала, и лепила, выжимая волосы, в лицо кучу гадостей… Но расхаживать по ночной столице вне Манготанго и ещё пары центральных кварталов красивой девушке! Одной!
Или не одной?
Вот и думай, что лучше…
Жизнь — это фонтан желаний.
И подобно фонтану, почти все они растрачиваются просто так.
А те, что не просто так?
— Замечательно выглядишь, — улыбается он её решительно-встрёпанному виду: мокрая набережная над припустыненно-ветрено-дождящим пляжем, обвисшее полотенце на плечах, лиловый зонтик, предательски отсыревшие от купальника кремовые шорты.
— Как взъерошенный воробей? — с готовой уже обидой в голосе.
— Не-а. Как подмоченный снизу сухарик. Или как трогательная акварель «Увы, она не добежала».
— В таком случае, — парирует «сухарик», — открою тайну: тебя макнули гораздо глубже! А может, ты увидел цунами?
После чего они, несмотря на пронизывающую морось и трёп ветра в пустой линялой палатке с лежаками неподалеку, фотографируют друг друга (сжёг, всё сжёг, все фотки — но память не выжжешь…) не выжжежь как выныриваешь в дождь в грозу в объятья спутан и стреножен взахлеб вверх-вниз дорЕми-миредО расплескивая жемчуг с белой кожи корсеты молний дорасшнуровав на круче расплетясь то вжив то выжив по шароварам молний шуровать ты сглазишь ты не выжмешься не выжжешь
«Что я делаю?» — спрашивал он себя, заскочив в охраняемое угрюмыми деревяннолицыми гайдуками ночное кафе, выпив чашку кофе и зачем-то завернув с собой пару бутербродов с ветчиной (сунул в карман). «О чем я думаю? — спрашивал он себя, и отвечал сам себе в тихо зудящем ужасе. — Наверное, собираюсь кормить её бутербродами у фонтана. Ведь рядом негде перекусить…»
Казалось, что он идёт уже целую вечность, потому что улицы заворачивались, заворачивались, заворачивались бесконечной кривой, бесконечно кривые улицы ромодановские бесконечно кривого города, никак не сворачиваясь ни во что постижимое спираль али колечко съешь моё сердечко топни каблучком кто лежит ничком что там на дороге боги боги боги что под фонарём-то тьма кривой смешок утром подберём мы блядь пустой мешок а как страшно было а как сердце взныло ну как тело бело ну как сам поймёшь ну как угорело вот сейчас бы дождь
Вот сейчас бы дождь, мечтал он, кривя вдруг пересохшие губы, неужели заплутал ведь у мрака любви тысяча видов тысяча гадов тысяча адов тысяча роз тысяча поз качели-карусели мы на них висели прыгни со мной на колесо любви будет скрипеть качаться и радовать нас оно прыгни со мной на колесо любви крепче держись за всё что есть всё что твое лови шулера любви через май и март веером пустили как колоду карт наши тела и мы не размыкаем руки прыгни со мной на колесо любви ведь неизбежна казнь на колесе разлуки
Размеренную жизнь ультраортодоксальной общины Бостона нарушил пятнадцатилетний Эзра Крамер – его выгнали из школы. Но причину знают только родители и директор: Эзра сделал фотографии девочки. И это там, где не то что фотографировать, а глядеть друг другу в глаза до свадьбы и помыслить нельзя. Экстренный план спасения семьи от позора – отправить сына в другой город, а потом в Израиль для продолжения религиозного образования. Но у Эзры есть собственный план. Симоне Сомех, писатель, журналист, продюсер, родился и вырос в Италии, а сейчас живет в Нью-Йорке.
Решили похитить богача? А технику этого дела вы знаете? Исключительно способный, но бедный Рамеш Кумар зарабатывает на жизнь, сдавая за детишек индийской элиты вступительные экзамены в университет. Не самое опасное для жизни занятие, но беда приходит откуда не ждали. Когда Рамеш случайно занимает первое место на Всеиндийских экзаменах, его инфантильный подопечный Руди просыпается знаменитым. И теперь им придется извернуться, чтобы не перейти никому дорогу и сохранить в тайне свой маленький секрет. Даже если для этого придется похитить парочку богачей. «Украсть богача» – это удивительная смесь классической криминальной комедии и романа воспитания в декорациях современного Дели и традициях безумного индийского гротеска. Одна часть Гая Ричи, одна часть Тарантино, одна часть Болливуда, щепотка истории взросления и гарам масала.
В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.
У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.
Книга Р.А. Курбангалеевой и Н.А. Хрусталевой «Истории из жизни петербургских гидов / Правдивые и не очень» посвящена проблемам международного туризма. Авторы, имеющие большой опыт работы с немецкоязычными туристами, рассказывают различные, в том числе забавные истории из своей жизни, связанные с их деятельностью. Речь идет о знаниях и навыках, необходимых гидам-переводчикам, об особенностях проведения экскурсий в Санкт-Петербурге, о ментальности немцев, австрийцев и швейцарцев. Рассматриваются перспективы и возможные трудности международного туризма.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.