— Я рад, что ты пришел. Очень. Я хотел сегодня просить директора снять с меня обязанности председателя дисциплинарной комиссии. А теперь — дело другое. Ты хоть немного подумал обо всем?
Камил машинально кивнул и полез за сигаретой. Не нашел.
— У тебя сигареты не найдется?
— Не нужно бы тебе приучаться так рано курить, вредная это привычка, — озабоченно проговорил отец, хотя и протянул сыну раскрытый портсигар.
Камил затянулся, нахмурившись, и прямо посмотрел отцу в глаза.
— Я хочу подать просьбу об увольнении. Не могу я тут оставаться…
— Страшно?
Камил молчал. Неужели это и впрямь только страх? А может, и гордость? Чувство вины? Злость? Может, деньги, полученные от Петра. Может, Радек, Мира, Рихард, Йожан. Сознание, что испорчено очень и очень много. Больше, чем то, что позволило бы мне рискнуть и остаться.
— Этот насос на горе ставил ты? — неожиданно спросил отец.
Камил кивнул.
— Сам?
— Пехачек мне рассчитал и разработал проект. Все остальное — я один. Два месяца…
— И тебе страшно начать все сызнова?
— Не знаю. Наверно.
Отец вздохнул.
Камил медленно поднял голову. К проходной потоком двигались люди, сошедшие с трамваев и автобусов. Он смотрел на их лица, набираясь отваги для последнего, решающего шага.
— В котором часу, отец?
— В восемь. Дисциплинарка собирается сразу после производственного совещания. В зале заседаний.
Стоя у бетонного завода, они курили свои первые сегодняшние сигареты. Молчали. Слова были излишни. Светало. Красное пламя факелов тускнело на фоне пурпурного неба. Каждую минуту могло показаться солнце.