За очередным поворотом такси притормозило, чтобы переждать сигнал регулирующего светофора. Улица была пуста, и Уоррен машинально скользнул взглядом по ближайшему зданию — вещевые склады не представляли никакого интереса, они обслуживались дроидами и…
Дроидами?
Он ударил кулаком по кнопке блокировки движения, привалился лбом к стеклу, благодаря зимнего бога за идею сегодняшних линз (очки испортили бы костюм), и жадно вгляделся в фигуру на пороге ангара. Не узнать Эндрюса было трудно, тот нисколько не изменился за два года, не подрос ни на сантиметр, разве что раздался в плечах. Он курил, сидя в майке на пороге склада, безрадостно ероша неизменно торчащие белесые лохмы, на одной руке красовалась пижонская татуировка, набитая в начале третьего курса, а на другой мигал браслет арестанта. Объяснение его пребыванию на этих задворках могло быть только одно — драгоценный любимчик умудрился-таки отхватить взыскание от Лаудера. Интересно, за что?
Дьявольски ироничная ситуация — их разделяли считанные метры, но Эндрюс понятия не имел, кто за ним наблюдает. В голову пришла захватывающая идея. Сладость или гадость? Уоррен несколько секунд подумал, быстро нацепил маску и плащ, толкнул дверь и вышел наружу. Вдохнув полные легкие мороза, он направился прямиком к забору. В этом был и трезвый расчет — если Головастик его узнает, перелезть забор и затеять драку не сможет, да и побежать к Лаудеру ему тоже не удастся — браслет, насколько Уоррен помнил, серьезно ограничивал передвижения своего носителя и при нарушении радиуса действия выстреливал под кожу парализующее вещество и подавал сигнал на пульт. Сам он за два года своей учебы никогда «на браслет» не попадал, но слышал о нем от других, более опытных курсантов.
Головастик, наконец, соизволил его заметить, повернул в его сторону голову и уставился в прорези маски своими прозрачными, лишенными цвета глазами. Уоррен заставил сердце работать ровно и спокойно.
— Привет, — как можно нейтральнее обратился он к Эндрюсу, специально понизив голос и останавливаясь в шаге от решетки. — А где тут у вас вход? Сколько еду — одни сплошные заборы, никаких обещанных парковок.
Он помахал пригласительным билетом так, чтобы Эндрюс его разглядел. Однако пауза почему-то затянулась, и Уоррен испугался, что Головастик его все-таки узнал. Гадость. Дыхание сгустилось в воздухе клубами пара, и он уже был готов позорно отступить, но оказалось, Эндрюс просто раздумывает над ответом.
— Здесь поблизости входа нет, — наконец сказал он. — Тебе вон в ту сторону, и парковка там же. Но ты быстрее доберешься, если двинешь влево, а не вправо. Минут десять точно сэкономишь.
Уоррен испытал чувство, сходное с эйфорией — не узнал. Сладость. Костюм оказался превосходной маскировкой, даровавшей дивную свободу действий, и ему захотелось немного продлить это удовольствие.
— А ты чего здесь один, такой разгоряченный? — весело спросил он и сделал вид, будто пытается разглядеть что-то в глубине помещения. — Тут у вас приватная вип-вечеринка? Браслет — это пропуск?
Эндрюс помрачнел, затушил сигарету и встал.
— Украшение, — процедил он. — Короче, держись левой стороны.
— Спасибо, — давясь хохотом, крикнул ему Уоррен. — Угощение или жизнь?
— Угощение.
Уоррен перебросил ему в руки через забор конфету.
— Хороший выбор! Счастливого Хэллоуина!
Безмозглый Головастик сунул в рот леденец и даже не поблагодарил, но Уоррену этого было и не надо. Поистине, судьба дарила ему сегодня один подарок за другим.
Швырнув сигареты и зажигалку на крайний к двери стеллаж, Гейл снова взялся за работу и некоторое время честно старался не обращать внимания, что приложенные усилия выглядят каплей в море. Главное — шевелиться, другого способа согреться тут не было. Хэллоуин приближался, температура падала, и придуманное Полипом наказание явно было местью за загубленный когда-то спектакль, который пошел наперекосяк усилиями Гейла. Полип любил говорить, что месть — это блюдо, которое подают холодным, в данном случае смысл поговорки был буквальным.
— Стихоплет дешевый, — громко сказал Гейл невидимому Полипу. — Выскочка.
Голос его прозвучал не сердито, а обиженно, но заметить это было некому, коробки были молчаливыми слушателями. Через некоторое время он был вынужден прерваться — руки и ноги ощутимо сводило от напряжения. Он раскидал по стеллажам не меньше пары тонн, и тело требовало отдыха. Но стоило остановиться, и пот на теле неотвратимо начинал леденеть.
Гейл натянул на себя куртку, шапку и варежки, взял пакет с сухим пайком и поискал глазами укрытие. Полип говорил что-то о бельевой в торце склада, и Гейл нашел указанную кладовку. Маленькая по сравнению с остальным помещением комнатушка была почти до потолка завалена упаковками с формой, куртками и футболками. Окон в бельевой не было, зато дверь плотно закрывалась, а спрессованная одежда была хорошим утеплителем. Гейл на пробу плюхнулся спиной на кучу — мягко. Несколько минут он просто наслаждался покоем и жевал рогалик, но скоро лежать в гробовой тишине стало скучно.
Он посмотрел на часы — вечеринка уже началась, а у него из всех хэллоуинских радостей только сухая булка и подаренная случайным прохожим конфета. Это справедливо или нет? А раз это несправедливо, то почему бы ему не устроить себе собственную небольшую вечеринку?
