Ателье - [29]

— Дашк? А вот скажи. Он тебе чем нравится?

— Балерун? Ну…

Даша задумалась. Чувства её были перемешаны и невнятны. Слишком тяжело ударил по ней разрыв с Олегом, такой внезапный, и такой банальный — если поглядеть со стороны. Ночами, лежа под мигающей лампой и глядя на беззаботных настенных красоток, она перебирала все события их романа, вспоминала письма и разговоры, удивляясь напряженно — неужели это все говорилось, писалось, неужели это все было? Куда делось? Казнила себя, за то, что в результате оказалось — ее любовь не так уж сильна. Ведь если настоящая любовь, то, наверное, любила бы Олега до сих пор, издалека, прощая любимому злое упрямство, мелочность, почти дамские истерики, и совершенно детские капризы. Простые объяснения того, что произошло между ними, были так оскорбительны для Дашиной любви, что хотелось найти гору песка, закопать туда голову и перестать дышать. Как там, по-простому? Поматросил и бросил… Погулял и соскучился. Или увлекся, да, а потом, раз и надоела… Но разве Даша могла устоять? О-о-о, этот смуглый красавчик с тонкими чертами лица умеет быть очаровательным, хоть на край света за ним беги. И не разучился, — судя по ночному женскому голосу в телефонной трубке.

Она тряхнула головой, и заколка на затылке щелкнула, падая на пол. Волосы рассыпались по плечам.

— Эй! Ты что там? — сквозь частую сетку волос показалось озабоченное Галкино лицо, карие глаза, чуть выпуклые, смотрели с тревогой и легким раздражением.

— Ты из-за балеруна расстроилась? Что он женат? Даш…

— Да нет! Я про Олега. Вспомнила вот. Извини.

— А чего извиняешься? Любовь ведь. Была.

— Галя, да в том и дело. Если была — куда она делась? Скажи куда?

— Я не брала, — открестилась Галка. Но, увидев, что шутка не к месту, снова стала серьезной:

— Наверное, прошла.

— Так быстро? Значит, пока письма писали, да по телефону болтали, то и любовь? А как встретились, то и все?

— Ну, что ты меня мучаешь допросами? И себя тоже. Может, и не было ее, любви. Тем более, чего переживать. Живи, давай! И вообще, я спросила про другое.

Даша разгладила на столе шубку, глаза ее блестели, губы кривились, но рука с иглой мерно ходила вдоль подгибки, прокалывая аккуратные дырочки, оставляя невидимые глазу стежки.

— Понимаешь, если я любила, то сейчас вроде как предаю. Не Олега, пусть он там с кем хочет живет. А любовь предаю. А если не любила, какого черта ехала? Все ведь бросила — работу интересную, Тимку, маму! На билет еле наскребла, мне еще долг отдавать! Пойми, он мне теперь говорит, я ехала, чтоб только в столицу. Понаехавшая, значит. Но это не так! Мне наплевать, что так выглядит. Внутри я знаю, что это не так!

Галка слушала, сидя напротив. Крутила пальцами коричневый локон. Дождавшись горестного восклицания, напомнила:

— Так что насчет балеруна?

— Сейчас, — заторопилась Даша, наконец, откладывая шубку, чтоб удобнее было размахивать руками, — вот, я уже почти дошла до него… Значит, я могу или сделать вид, что я все еще люблю без меры. И сидеть, ах, Олежа, как в монастыре, а он глядишь, когда-нибудь смилостивится, и меня подберет. Или могу себе сказать, Даша, ты была дурой, полной дурой, повелась на сказки. Подожди!

Она вскочила и подняла палец.

— На сказки в своей голове, понимаешь? Не он виноват, Галя! Я виновата в том, что побежала за глупостью.

— Ну, допустим, — осторожно сказала Галка, — И что? С бале…

— Да подожди со своим балеруном! Вот я и говорю — если это все была ерунда, и если я была дура, дура! То, значит, надо наплевать, Олега забыть и зажить новой жизнью! Вот!

Она стояла, подняв палец, с рассыпанными по плечам русыми волосами, выставив вперед ногу в тонком нейлоне, под натянутым краем короткой юбки в бархатных разводах. И на лице сверкало вдохновение собственной правоты.

— Вот завернула, — сказала Галка одобрительно, — ну и ладно, значит, поедешь и кадри его немилосердно.

— Там Оленька. Не буду кадрить. Мне ее жалко. Но он мне нравится, потому что с ним можно — без любви. Понимаешь? Никакого обмана, и если бы не Оленька, то можно бы — секс.

— Разберетесь. Я три раза ее видела. Не все у них там хорошо, в семейной жизни.

— А любви, ее, получается, нет. Если даже с Олегом не любовь, то все, что до него, оно, вообще, пфф. Значит, нет ее!

— Мурра, — наконец высказался Патрисий, и ушел совсем, как он уходил в трудные для себя минуты — через закуток с раскроечным столом, на трубу и в дырку за ней, а там — запертая подсобка со всяким хламом. Даша подозревала, что именно так кот проникал в подъезд, а оттуда в каморку к вахтерам, принося им задушенных мышей, но сам Патрисий на такие предположения оскорблялся.

— Патрисий насчет любви не согласен, — Галка ушла в чайный закуток, загремела чашками, — пирожное будешь?

— Нет. Я решила не есть.

— Вообще, что ли?

— Ну… Капусту буду есть и бананы. Бока растут.

Галка вдруг засмеялась, наливая в чашку кипяток.

— Машка тоже одни бананы жрет, ну эта, которая текильщица, у нее ноги роскошные, как у лошади. Их директор смотреть, прям, не может спокойно, как она заходит в кабинет, он рычит и глазами крутит. Но на бедрах у нее целлюлит. Все время в косметических салонах торчит, чего только не делает. Помню, приходила, так у нее на заднице вся шкура облезла — сожгли какими-то обертываниями. Денег содрали уйму, а попу попортили. Мы ей шили шортики атласные, в цвет юбки, чтоб живот значит, голый, а пятен на заднице не было видно. Хорошо, что ты, Дашка, не танцуешь на столе.