Ася находит семью - [36]

Несколько голосов подхватывают:

— Верно!

— Валяй, благородная.

— Именно, валяй, — презрительно кривится Люсин рот, приоткрываются торчащие зубки. — Только тихо!

Рассказы о былом обычно сопровождаются своего рода живыми картинами. Люся, которой не хочется расставаться с уютным местечком, берет на себя роль чопорной дамы и командует маленькой кудрявой Маней, тоже бывшей институткой.

— Отойди, чтобы видно было. Так… Скромность плюс светскость. Главное, мадемуазель, — это манеры.

На плечах Мани полотенце, не слишком чистое, но с вензелями «ИОА», что значит: «Институт ордена Святой Анны». Маня безропотно проделывает изящнейший реверанс, и полотенце в глазах слушательниц приобретает очертания белоснежной пелеринки.

— Так… Держаться прямо. Мелкие шажки. Не махать руками даже на переменках! Ходить парами, но не обниматься. Парами, ладонь в ладонь… — Люся берет Асину руку и показывает, как это — «ладонь в ладонь».

К дортуару тем временем подходили Татьяна Филипповна и Ксения, чтобы сообщить о предстоящем завтра открытии швейной мастерской.

Вчерашний вечер они провели у заведующего детским домом, медленно выздоравливающего в своей обледенелой комнате от воспаления легких. Нистратов — его Яков Абрамович характеризовал Татьяне Филипповне как старика в некотором роде передового, но витающего в облаках — собрал у себя нескольких воспитателей, тех, кого сам считал передовыми, и, полулежа на железной институтской кроватке, в пальто, в меховой шапке, возбужденно рассуждал о необходимости скорейшего проникновения в детские души.

— Теперь, когда нам подбросили топлива, — говорил он, то и дело поправляя пенсне на горбинке носа, — мы с вами обязаны максимально использовать вечерние часы. Собираясь у очагов, дети, естественно, оттаивают, начинают жить духовными интересами, дают волю воображению. Кто знает, куда их уводит фантазия? Непростительной ошибкой взрослых было бы неумение использовать эти драгоценные часы, это наилучшее время, когда с детьми можно сделать все, что угодно, когда даже самые замкнутые открывают вам душу.

Ксения, опираясь на собственный опыт, высказалась в том смысле, что не всегда оттаивают и не всегда открывают, но, в общем, не спорила и даже объявила одной из главных задач текущего момента вечерние беседы «вокруг очага»; здесь и надо завоевывать доверие ребят, направлять их интересы в нужную сторону. «В сторону коммунизма», — уточнила она.

— Погреться пустите? — с несколько наигранной непринужденностью спрашивает Ксения, входя к девочкам.

Сил Моих Нету открывает глаза и вновь закрывает. Пожалуй, она уже начала видеть очередной сон. Несколько девочек нехотя, дорожа обжитыми местами, подвигаются на малую толику. Усевшись, Ксения замечает, что Татьяна Филипповна все еще стоит, не зная, куда ей ткнуться.

Замечает это и Ася. Она невольно привстает, но железная рука Люси водворяет ее на место. Так, очевидно, будет до самой могилы…

Татьяна Филипповна догадывается взять на колени маленькую курносую Наташу, такую же маленькую и такую же невесомую, как ее Шурка. Усевшись, она спрашивает, чем сейчас все были так увлечены. Не получив ответа, эта взрослая, уставшая за день женщина пытается пошутить:

— Что ж… Доброе молчание лучше худого ворчания. Завтра молчать не будем: за шитьем хорошо и болтать и петь. Пришла с приглашением. Завтра пожалуйте в мастерскую.

— Не всякий любит иглой ковырять, — раздается голос Люси.

— Тебе-то, большой, — отвечает Татьяна Филипповна, — любишь не любишь, придется поработать. Разве это можно терпеть? — Она откидывает платок с плеч маленькой Наташи, обнажает ее тотчас же покрывшиеся мурашками руки. — Ну, что это такое — подолы у каждой до щиколоток, а рукава за счет подолов натачать не догадаетесь!

— Мы-то при чем? — усмехается Люся и с откровенной иронией смотрит на Ксению. — Нам тут однажды вечерком разъяснили… И правильно разъяснили. Мы, дети, приравнены к нетрудоспособным членам общества. Нас обеспечивает государство.

Щеки Ксении становятся густо-розовыми. Недавно, проводя беседу о том, как Советская власть заботится о подрастающем поколении, она произнесла нечто похожее… Эта Бородкина умеет прицепиться к неосторожной фразе.

— Никто вас не подбивал стать барчуками, — строго говорит Татьяна Филипповна. — Ну, есть желающие научиться шить?

Люся, забыв, что хорошие манеры не позволяют обниматься, крепко стискивает Асины плечи. Возглас «Я!» остается непроизнесенным. Зато откуда-то сверху, чуть ли не с потолка, слышится голос:

— Все желают! А не хотят, и уговаривать нечего! — Катя Аристова, оторвавшаяся наконец от книжки, соскочила с тумбочки, не замечая, что несколько замусоленных страниц упали на пол. — Кланяться еще! Мы вот, кто помогал устраивать мастерскую, первые придем. — Подзадоривая остальных, Катя подбоченилась. — Первые придем и первые себе все нашьем.

Ксения тем временем подняла оброненную Катей книжную обложку.

— Товарищ Дедусенко! — жалобно вскрикнула она. — Вот куда их уводит фантазия!.. — На пожелтевшем от времени картоне черным по белому значилось: «Вампиры. Из семейной хроники графов Дракулла-Корди». Ксения не могла сдержать негодования: — Аристова! И это ты?!