Асфальт в горошек - [32]

…Девочки еще доучивались, когда я поступала. Оля вышла замуж и уехала в Ангрен. Она была учительницей. Очень скоро стала завучем и держала школу в ежовых рукавицах. Родила девочку. Ванда закончила текстильный институт, тоже вышла замуж, родила двух девочек, осталась на старой квартире.

Оли больше нет. Не дожила до наших дней. Умерла она в Санкт-Петербурге, куда уехала вслед за матерью. Ванда со старшей дочерью и внуками перебралась в Светлогорск.

Мила

Мила. Мила Покровская. Как и Оля, была старше меня на пять лет. Отец Юрий Михайлович, тоже горный инженер. Мать Екатерина Викторовна заканчивала геолфак, но работать не стала. Была домохозяйкой — редкость по тем временам. Жили они под нами в двухкомнатной квартире, куда позже переехала тетя Фрося. А они перебрались в торцевую, прямо противоположную нашей квартиру, где раньше жили Волковы и Валя Ровнягина. Из обстановки (ну какая там особенная обстановка — довоенная) я очень хорошо запомнила пианино. Не знаю, играл ли кто на нем, оно всегда было в парусиновом чехле, застегнутом на бельевые пуговицы.

Мила долго оставалась единственным ребенком, потом родился ее младший брат Саша.

Мила училась прекрасно, дружила с Микой Кайдаловой, дочерью известного ташкентского художника, на меня внимания не обращала. Вообще была, на мой взгляд, человеком характера довольно сурового, или мне так казалось по малолетству.

Правда, однажды вдруг подарила мне самую-самую любимую мою игрушку: картонную куклу со сменными одежками. Боже, как я любила ей играть! Часами переодевала. А когда бумажные ленточки, державшие костюмчик, рвались, приклеивала новые. Для меня это было настоящим чудом. Так и не знаю, что ее сподвигло на такое благодеяние.

Позже, когда я стала постарше, у Покровских появилась совершенно необыкновенная по тем временам вещь — проигрыватель. Который включался в розетку. Были и другие — включавшиеся через радиоприемник. Таким премировали маму, но она, несмотря на все мои уговоры и мольбы, его продала, сказав, что купит радиолу. И купила. На проигрыватель можно было ставить долгоиграющие пластинки, которых раньше тоже не производили. Были пластинки на семьдесят восемь оборотов — обычные, тридцать три — долгоиграющие и очень нечасто встречающиеся на сорок пять. У меня есть одна — с «Аве Марией» Шуберта и Баха.

А еще у Покровских были пластинки с опереттами — очень любимым всеми жанром. Это сейчас оперетта не в чести, а тогда ее обожали. Часами сидели перед телевизором, когда приезжала знаменитая Свердловская оперетта. Помню, как обсуждали «Голубую мазурку» Легара, с тех пор я ее ни разу не слышала.

И также часами просиживали на крыльце Покровских, сколоченном из широких досок, и слушали пластинки с опереттами. Времени это занимало очень много, но куда спешить — лето, делать все равно нечего, сиди себе, слушай…

Общались мы по-прежнему мало, я почти ничего не знала о взрослой жизни Милы, только недавно наткнулась на ролик о старом Ташкенте с видео однокурсников автора и среди них увидела веселую, смеющуюся кудрявую Милу. Она довольно рано вышла замуж и уехала в Киев. Больше я ее не видела до последнего времени. Немного общались по скайпу. К сожалению, Мила почти никого не узнавала и меня тоже не узнала. Я в основном говорила с ее мужем, человеком вменяемым во всех отношениях. Даже в том, что касается обстановки на его Родине. У них есть прекрасная дочь и внучка.

К сожалению, Милы недавно не стало.

А мы пока держимся. Сколько Господь даст продержаться.

В городском саду

Можно я опять о парках? Наверное, это сейчас устарело, но тогда вечерами народ устремлялся в центр либо гулял по Карла Маркса. Как в деревне — все женихи с невестами, и есть где встречаться. Либо народ расходился по паркам, там прохладно, там деревья, там развлечения, пусть нехитрые, но тогда казалось, что парк — рай земной.

Есть ташкентские парки, в которых я ни разу не бывала: Пушкина например. Очень он неудобно был расположен, для того, чтобы туда попасть, нужно было перейти улицу от памятника Калинину, конца четвертого троллейбуса, а движение там было… И ни одного светофора. Да и район совсем-совсем чужой. Я ни разу не бывала в парке Вали Котика, тоже не с руки было. Очень редко бывала в парке Кирова, раза три, не больше, и то проходом, и редко — на Комсомольском озере, хотя там были детская железная дорога (ныне уничтоженная), озеро, пляж, заросли-джунгли, как в любом ташкентском парке, укромных уголков полно, зелени сколько, и площади были большие, не везде, конечно, но в большинстве парков. В Тельмана бывала, но не слишком часто. Опять — не мое. Как в любом городе, все жители делились по районам, почему-то жители Каблукова, всего в двух улицах от Малясова, считали своим парк Тельмана. Моими парками были, конечно, Сквер, где тогда находились «стекляшка», именуемая кафе «Дружба», кафешка-мороженое «Снежок» и еще одна — «Нилуфар», сиречь лотос. ОДО с его ухоженными дорожками — никаких зарослей, — зимним и летним театрами, эстрадой, приличной публикой и без скандалов и драк, а в детстве — парк Горького, сейчас реформированный до неузнаваемости и одно время совсем закрытый. Еще, конечно, парк Победы с озером, где мы проводили все летние дни. Там тоже зарослей хватало, как и укромных уголков. Шашлыки жарили, бюветы с ташкентской минеральной водой стояли… Как все это сейчас — не знаю, вернее, почти не знаю. Парка Победы нет, озеро спустили. Там сейчас японский сад с дорогим входом.