Армейские байки - [7]

— Кузнецов! Что стоишь? За-во-ди!

— Есть! — Кузнецов был личным водителем комбата. Он рад, что надо будет выводить машину. Значит, ему не бежать.

Это просто здорово. Комбат поворачивает за своим водилой, на ходу скомандовав Павлову:

— Три ящика взять. И чтобы один из них нес Быков. Ясно?

— Так точно! Пока комбат стоит у гаража, пока выезжает его «уазик», взвод уже стоит у ворот в колонне по три. Последние несут три патронных ящика, набитых до нужного веса щебнем.

— Ничо-о-о-о, — шепчет кто-то. — Темно, по дороге уроним пару раз, крышку снимем, отсыплем… Мигнули фары комбатовского «уазика», тут же распахнулись во всю ширь ворота. Взвод вывалился на улицу. Плотной массой, не торопясь, повернули налево, через сто метров опять налево и в ногу, не частя, дыша носом, раз-два, раз-два, раз-два…

«Пока-мы-едины-мы-непо-бедимы». Сзади гуднуло, потом машина остановилась, хлопнула дверца. Взвод догнал Кузнецов.

— Что, «белая кость», — хлопнул его по спине Авербух, — не удалось «откосить»? Держись, салага, комбат сегодня не в настроении! «Пока-мы-едины-мы-непо-бедимы». Вдох через нос, выдох через рот.

Но это пока не очень сильно устал. Пока не сбита дыхалка. А если вообще бегать не умеешь? А если хилый? Воробей задыхался с самого начала. Быков пока держался, хотя ящик у него уже отобрали и теперь каждые сто-двести метров три ящика меняли своих хозяев. Теперь их несли только парами, держа за ручки, стараясь бежать в ногу. «Уазик» комбата полз за взводом, изредка гудя, подгоняя. … К свинарнику подбегали уже на полном издыхании, торопясь добраться до конечной точки маршрута. Подбегали к забору, упирались в него, цеплялись руками, обвисая, дышали тяжело. Пар поднимался над взводом. Подъехавший «уазик» осветил забор фарами. С той стороны на сетку кидались, как собаки, голодные худые свиньи в длинной зимней щетине.

— Вот они, те, кого предал Быков, — раздался голос комбата. — Ну, ничего, вы их спасли… Отстояли. Павлов, отставших нет?

— Все на месте…

— Кру-гом. В расположение части — бегом марш! — и хлопнула дверца автомобиля. Перед отъездом в окошко комбат успел сказать еще, что завтрак в столовой ждать их не будет. Надо как-то успевать. … Теперь уже бежали кое-как. Строя не было. Не в ногу. Сил — тоже не было. Ящики опустошили и тащили пустыми, чтобы насыпать щебенку уже на месте. Постепенно отбирали автоматы у хилой молодежи. «Сдох», как ни странно, не Воробьев, на автомате передвигающий ноги, а длинный Кузнецов, который стал с какого-то времени бежать странным зигзагом, шарахаясь от одной обочины к другой. Сзади прозвенело. Начиналось утро, по городу пошли трамваи.

— Кузнецов! — рявкнул ему в ухо Павлов. — Забираешь автоматы у молодежи — и в трамвай. Нам еще тебя тащить не хватало. В часть пройдешь по-тихому, никому чтобы не попался. Тот мог только мотнуть головой, продолжая передвигать ноги почти на одном месте. Задыхающегося, его буквально закинули в трамвай, и какое-то время он еще видел в заднее стекло бегущих, а потом на несколько минут просто отключился. На своей остановке он еле-еле выбрался из трамвая. При соскоке с подножки ноги прихватила жестокая судорога. Кузнецов постоял, скрючившись и покряхтывая от боли, а потом потихоньку-потихоньку вдоль стеночки двинулся к воротам части. Поскребся в двери проходной, его быстро провели на территорию и наказали идти за елочками, под окнами, чтобы на плацу «не светиться». … Взвод добежал только через час. Сразу после сдачи оружия — завтрак. После завтрака Павлов изобрел какие-то занятия в казарме, и положил личный состав в кровати, предупредив, что на самом деле отрабатывают подъем-отбой. Дежурный спустился на этаж, чтобы контролировать вход. В журнале было отмечено проведение занятия по физподготовке:

«Кросс в полной боевой». … В медсанчасти Кузнецову, Васильеву, Быкову и еще двум самым хилым молодым вкололи глюкозы и дали горячего сладкого чая. … А на следующее утро на разводе, когда взвод проходил на полусогнутых мимо небольшой трибуны, комбат весело покрикивал сверху:

— Орлы! Чудо-богатыри! Над «пятеркой» по-прежнему вьются мессеры!

Кроссы вас еще ждут! … И кроссы еще были.

«Лыжи»

Раньше-то зимой «на гражданке» на лыжах ходили. Компанией, на весь день. С термосом, с бутербродами — в лес, на горку, к елкам и соснам, на лыжню! Намотаешься по лесу, бежишь домой — морда крас-с-сная такая… И горячего борща сразу. И еще в ванную в горячую. Тоже очень полезно и приятно после долгой лыжной прогулки. В общем, в детстве зима — это всегда лыжи, и всегда лыжи были времяпровождением веселым, приятным и полезным. Но потом я повзрослел… И помню, что один из последних лыжных забегов в жизни пришелся на второй год службы. Тогда под комиссию очередную задумали и большой кросс для всей части. То есть — абсолютно для всей, без всяких исключений. Чтобы потом оценку поставить каждому взводу и каждому отделению раздельно. И ладно бы это — все равно для армии, что воскресенье, что понедельник, а все равно служба. Но тут как-то вдруг и сразу наступил март. И кросс лыжный оказался намечен именно на этот месяц. Ну, в Сибири, в принципе, в марте еще вполне себе снежно. Батальон в несколько приемов вывезли «в поле». На стрельбище, где стоит казарма для молодежи, где спортгородок и деревянные туалеты шеренгой. И там, по ледяному руслу какого-то мелкого притока Иртыша разметили трассу. А где-то ближе к полудню, когда все приготовились и собрались, дали отмашку красным флагом, и пошло-поехало. Солнце светило ярко на эту толпу в шинелях и ватниках, постепенно растягивающуюся вдоль лыжни. Но вдруг длинная цепочка снова стала собираться, сжиматься… Впереди, куда еще не ступала нога бегуна, лыжня вдруг посинела, а потом даже почернела.