Армейские байки - [6]

Запрокинуты головы, губы прижаты к банке, глаза полузакрыты и маслено блестят… А потом, когда уже ничего не высосать, банку надо вскрыть и выскрести ложкой все остатки со стенок. Это же самое сладкое! Еще хорошо было договориться на проходной, выскочить за ворота буквально на пять минут, добежать до ближайшего продмага и закупить там белых батонов, сладкого плавленного сыра «Омичка» и сладкой же простокваши — было тогда в сибирском Омске такое производство. Батон резался пополам вдоль. На него вымазывалась вся коробочка сыра, а потом его надо было со вкусом употребить, запивая не чаем — чай как раз не дефицит! — а сладкой простоквашей. Сладкое со сладким — это было лучшим из всего. Кстати, думается мне, что портвейн и вермут после армии многие употребляли не только из-за их градусности (водка-то шибает сильнее), но и из-за той сладости, которой так не хватало на срочной.

«Кросс»

Кросс — это не просто спортивное выражение из легкой атлетики.

Это не просто так бег по кругу. На «боевом посту» был пойман в нетрезвом виде свинарь. Есть такая работа в армии — свиней растить. Еще предыдущий командир части договорился с колонией, что один из сараев, который стоит на отшибе, будет использоваться для откорма свиней. «Аренду» по договоренности должны были отдавать свежим мясом и салом. Позавчера свинаря привезли и сдали на руки сержантам. И весь взвод знал: у нас «залёт». Крупный «залёт». Свинаря поймал комбат. Поэтому крик дневального в четыре утра:

— Взвод, подъем! Тревога! — никого не удивил. Все ждали этого. Взвод морально готовился к тому, что комбат устроит показательные выступления.

— Быстро-быстро-быстро, — шипели сержанты на своих бойцов. Павлов, как знал, еще с вечера не раздевавшийся, стоял в дверях оружейной комнаты и выдавал автоматы с подсумками. Толкучки не было.

Свою очередь знали все.

— Бегом-бегом-бегом, — поторапливал дежурный, кося глаз на секундную стрелку своих часов. Плотной группой, неразрывной цепочкой грохотали по ступенькам лестницы отделения, скатываясь на плац.

«Пока-мы-едины-мы-не-побе-димы,» — приговаривал на ходу рядовой Кузнецов, успевший до армии поучиться в институте. Там, в институте, на военной кафедре, и научил его какой-то контуженный старлей, непонятно где получивший боевой орден, что бежать надо размеренно, не напрягаясь, поддерживать ритм какой-нибудь «говорилкой». Песня чилийских левых оказалась как раз под шаг в армейском сапоге. Совпадений не бывает, но когда Кузнецов впервые вошел в казарму, его встретил «дедушка» Авербух, отчисленный за пьяный дебош из того самого института. Выяснив, что перед ним не только земляк, но и практически однокашник, Авербух взял его под свое персональное шефство. И сейчас он бежал сразу сзади, подталкивая его прикладом автомата, висящего на плече:

— Вперед, салага! Комбат ждать не любит! На плац выбегали красиво. Каждое отделение цепочкой с командиром во главе. Сзади бежал, порыкивая на отстающих и еще на бегу выравнивая строй, старший сержант Павлов. Отделения выбегали и сразу становились на линейку. Строй получился даже без отдельной команды.

— Взвод, смирно! Товарищ майор, взвод поднят по тревоге. В строю двадцать восемь. Отсутствуют дежурный и дневальные. Докладывает старший сержант Павлов. Рука на ремне автомата. С автоматом на плече честь не отдают. А комбат честь отдает. И водит глазами по строю, рассматривает, считает.

— Вольно.

— Взвод, вольно! Но взвод даже не шелохнулся. Вольно — не означает воли. Вольно означает лишь, что можно свободно дышать.

— Рядовой Быков, выйти из строя!

— Есть! Быня делает три шага, чуть не поскользнувшись поворачивается неуклюже кругом, становится лицом к взводу.

— Ну что, Бы-ы-ыня, — ласково-ласково говорит комбат. — Ты и правда такой офигенный специалист, что часть без тебя с голода помрет?

— Никак нет, — неуверенно бормочет тот.

— Да? А кто кричал недавно мне совсем другое? — комбат, огромный, мощный, навис над маленьким помятым грязным каким-то Быковым. — Ты у нас кто по штатному расписанию? Медбрат, говоришь? Без образования, без знаний — медбрат? И в петлицах у тебя — медицина? Павлов! — внезапно рявкает он.

— Я!

— Почему у него змеи в петлицах, Павлов?

— Дык…, - старшой в растерянности. Он не понимает, что нужно майору. — Дык, это…

— Павлов, Павлов… Дык… Перед тобой — пьяница. А у него змеи медицинские в петлицах. Змей — долой! В минуту свинчены эмблемы.

— Нет-нет, без эмблем он уже не воин, а партизан какой-то, — все так же ласково, медово почти шепчет комбат. Но слышно всем. Это плохо, когда комбат такой ласковый. — Змей спилить, рюмки — оставить! Через еще одну минуту в петлицах рядового Быкова — две рюмки.

— А теперь, любы друзи, у нас по расписанию физподготовка. Да не простая, взвод! Не простая! Над пятой ИТК кружат мессеры! Есть сведения, что выброшен вражеский десант! Никто там нашим не поможет, кроме вас, соколики. Та-а-ак, замирают все. К «пятерке», значит. Это — десять километров. Плохо. Но терпимо, если обратно отвезут. Хорошо, что сейчас не лето. Летом бы сдохли по жаре бежать. С другой стороны, в такую погоду в бушлатах будет жарко. Вчера еще шел дождь, а сегодня чуть прихватило морозцем. Сухо, безветренно, чуть ниже ноля. Лужи блестят ледком.