Аркашины враки - [97]

– Мне опять чего-то не того захотелось?.. Я постараюсь не оставить пятен.

– Тебя что, тошнит?

– Да.

– Я тебя споил?

– Да. И ты меня заговорил. Почему ты раньше со мною никогда не разговаривал?

– Потому что я не слышал, что ты мне отвечаешь. У тебя очень тихий голос. Ты не знаешь?.. И стихи читаешь тихо. А я с детства плохо слышал. Да и видел не важно – не различал цвета.

– Ты как о прошлой жизни говоришь.

– Прошлой жизни… Вот именно! Дай руку, Сафо. Левую. – Профессор взял ее ладонь, притянул к себе, прижал к виску. – Немного выше, вот тут. Чувствуешь?

Она почувствовала тепло его шершавой щеки, и пульс у виска, и жёсткую щетку волос. Выше виска под волосами пальцы нашли мягкую впадину.

– Бог мой!.. – сказала она.

Он не отпускал ее руку и неотрывно, с нежностью и любопытством, смотрел ей в глаза. Тёмный коридор открылся перед ней, она полетела в него, как в воронку. В глубине коридора замаячил голубой неясный свет, но очень скоро он превратился в уже знакомый бумажный фонарик.

На столе рядом с фонариком дымился глиняный горшок с лобио и стояла тарелка с зеленью, сыром и горячим кукурузным хлебом. Профессор сидел рядом с Августой, обняв ее за плечи.

– Это был голодный обморок. Не пугайся. Поешь, и всё пройдёт. В отличие от моего, твой желудок не воспринимает водку, табачный дым и паюсную икру как еду. Женский организм вообще загадка.

Августа крошила мчады и зелень в горшок, руки её дрожали от слабости и от чего-то еще. От полёта в потёмках и от неожиданной, безвыходной, щемящей жалости. К себе и к нему. К себе – за то, что этот, многие годы волновавший её, но совершенно запретный чужой человек стал вдруг ближе близкого. К нему – от его беззащитности, от дырки в голове и от такой его отделенности ото всего.

Только бы не разреветься.

Она ела большой ложкой прямо из горшка очень вкусное и очень горячее лобио, а Профессор рассуждал о сложностях женского организма и психики. Исторические выкладки и философские построения он завершил примером из жизни:

– У меня есть старый друг патологоанатом. А жена у него гинеколог. Как-то раз она зашла к нему на работу во время вскрытия. Потрошили какого-то бедолагу. Когда вскрыли живот, жена некоторое время поглядела заинтересованно и вдруг вскрикнула: «Ой, не могу больше!» И убежала. Муж испугался, бросил скальпель, догнал её в ординаторской. «Что с тобой? Тебе плохо стало?» «Да нет, – говорит. – Просто в вас, в мужчинах, оказывается, вообще ничего нет! Кишки! только кишки! И больше – ни-че-го!»

Августа едва не захлебнулась и бросила ложку в горшок. Они расхохотались вместе, пытались остановиться и снова и снова начинали смеяться. Официант поставил перед ними «Боржоми» и два стакана. Августа с наслаждением выпила воды, вспомнила сон Профессора про трубопровод, по которому течет вся энергия мира, и почувствовала себя таким же счастливым трубопроводом. Откуда берется вдруг вся эта энергия, откуда и куда она льется?.. Августе стало хорошо. Лучше, чем хорошо. Она даже нашла в себе смелость снова дотронуться до виска Профессора.

А он осторожно убрал руку с ее плеча и не спеша пересел на своё прежнее место.

– Всё-таки что это? – спросила Августа.

– Дырка, – ответил Профессор.

Маленький цветок

Он снова принялся скручивать свою самокрутку. И делал это куда уверенней и ловчей, чем пару часов назад, руки не дрожали.

– Огнестрел? Или трепанация? – Она заметила, что голос у неё и впрямь тихий.

– Не поверишь: огнестрел и трепанация… – Профессор говорил спокойно. – И еще не поверишь: я сам в себя стрелял. Самострел.

В это мгновение чудовищный, леденящий душу то ли вой, то ли стон донесся из тьмы и заполнил всё вокруг.

– Не пугайся! – прокричал Профессор и взял Августу за руку. – Это воет собака Баскервилей! – Когда вой прекратился, он добавил: – Жена Гуги, хевсурка, придумала. Дикий народ эти хевсуры!.. Сейчас просто начнутся танцы. Я тебя приглашаю. Ты танцуешь?

– Да, – сказала она. – А ты?

– Нет. Никогда в жизни. Однако я целый вечер тебя чему-нибудь да учу. Сейчас твоя очередь, поучишь меня танцевать.

Профессор встал, но Августа не спешила.

– Подожди, давай проверим музыку. И поглядим, рискнёт ли кто-нибудь ещё.

Внезапно не заставленная столами круглая площадка посреди зала осветилась изнутри голубым светом. Тонкий луч прожектора ударил под потолок и осветил шар, усыпанный зеркалами, по стенам пошел крупный снег, замела метель. «Какие старинные дела!..» – Августа снова стала девочкой Гутей и очутилась в сельском клубе, это был новогодний вечер. И резиновый мяч, оклеенный осколками зеркал, крутился под самым потолком, брызги света попадали в глаза. Деревянный и чёрный кларнет зазвучал. Негромко, бархатно. Восхитительный фокстрот «Маленький цветок» заполнил пространство и время.

Так было в деревянном клубе, заваленном снегом, давным-давно.

А в «Собаке Баскервилей» Августа встала из-за стола и увидела саксофониста, длинного, сутулого, в маленькой шапочке, как две капли похожей на шапочку американского матроса, только на саксофонисте она была шерстяная и черная. Такие носят крестьяне в Кахетии. Саксофон сверкал, оттягивал шею парню, музыкант медлил, как и Августа. И вот он обмакнул мундштук с тростью в толстые мальчишеские губы и выдал первую, сиплую, в самое сердце метящую ноту. «Маленький цветок». Опять. Как в детстве.