Аркашины враки - [96]

– Помню. Он боялся инопланетян.

– Да. Потом возил оружие. Был ранен. А недавно открыл гостиницу.

Пришёл тихий официант с меню, и ночь началась.

Коварный Профессор всегда был точен, и «Собака Баскервилей» оказалась правильной точкой. Фонарики на столах, кроме света, излучали тепло, они не чадили и хорошо пахли.

– Особенно не нюхай, опьянеешь, это чача с парафином горят.

Профессор, посверкивая круглой рюмочкой и закутываясь в душистый дым, неспешно читал свою лекцию о красоте, любви, соблазне, Августа слушала его, но в то же время вспоминала детскую игру «в секреты». Это было в другой жизни, на Западном Урале, Августу тогда звали по-деревенски – Гутя. И вот Августа и Сафо смотрели на разноцветные фонарики, слушая Профессора, а в то же самое время, или в том же самом безвременье, девочка Гутя брела на «картофельные ямы», там, в мягкой глине похожих на могилы холмиков, под которыми хранились свёкла, морковь и картошка, она и ее сверстники, деревенские дети, рыли аккуратные квадратные ямки, каждый – свою. У каждого было «своё место», как у Буцы. И каждый заполнял свою ямку, свой «секрет» всевозможной красотой. У мальчиков в «секреты» попадали звездочки от пилоток, пустые, голубые и в крапинку, птичьи яйца, пуговицы от солдатских гимнастёрок и морских кителей, стреляные гильзы, проволока медная и алюминиевая, фольга, цветные камушки, натертые для яркости постным маслом, бабочки, домики улиток, гайки и шестеренки, ярко-синие, как бы металлические, но вполне живые жуки, гвардейские ленты и наградные колодки, значки ГТО, погоны и петушиные перья. У девочек преобладали сухие цветочки, фантики и бантики, бусы, сломанные брошки, пузырьки от духов, кружева…

Мусор позапозапрошлой эпохи. Красивы были не все из детских секретов, но лучшие закрывали стеклышками, а некоторые подсвечивали, зажигая огрызки восковых свечей, украденных из деревенской церкви. И рассматривали сообща.

«Собака Баскервилей» тоже была таким «секретом». Только мусор был совершенно свежим, еще теплым, даже горячим.

Малина

– Ты где? – спросил Профессор. – Молчишь заманчиво. У тебя что, тоже есть своя техника? Не хочешь ли меня снять?

– Уже. Сегодняшний вечер – мой.

– Ночь, Сафо, вся ночь. И ведь это я тебя пленил.

– Да… и давно. Но тогда у тебя была другая техника… Ты, например, подарил мне ведро малины. Помнишь?

Он не помнил.

– Меня должен был в аэропорту встретить Буца, я приехала, чтоб написать о нём очерк. А встретил ты. На белой «Волге». Был октябрь, как сейчас. Утром в Москве выпал первый снег.

– Вспомнил. Ты была в длинном пальто и суконных ботинках. Генерал оккупационных войск на марше. Ты была не красоточка. Нет. Правда, Сафо, ты была красавица. Но вела себя ужасно. Ты сразу стала раздеваться.

– Да, прямо в машине. Было очень жарко. Вдоль дороги цвели розы. Я сидела на заднем сиденье, и сначала сняла пальто.

– А потом ботинки и чулки.

– Ну, нет, я была в брюках.

– В настоящих армейских галифе.

– …И я их не снимала. Но свитер я сняла. И достала из сумки туфли.

– Лодочки. На не слишком высокой шпильке. Но достаточно высокой.

– Ну, это детали.

– Это самое главное.

– Главное, что я была занята и не заметила, как мы приехали к базару, а ты исчез. Когда ты вернулся, я уже достаточно разделась и успокоилась, стала глядеть по сторонам. Из ворот вышел старик с ведром малины и затерялся в толпе. Моя русская деревенская малина – в октябре! Я не ожидала. И потом, я очень её люблю… Я еще тебя спросила: «Это действительно малина?» А ты пожал плечами и сказал:«Подождите».

– Неужели мы были на «вы»?..

Августа почувствовала, что голова её кружится. И увидела, как Профессор подливает ей водку в крохотную и круглую рюмочку. Так, значит, Профессор пил не один? Странно…

– Тебя долго не было. А потом ты пришёл с тем самым ведром. Ты поставил его рядом со мной на сиденье, сел за руль и мы резко тронулись, ведро повалилось, малина высыпалась на сиденье. Ты правда не помнишь?..

– Да, пятно помню, я из-за него машину продал. Только я не думал, что пятно от малины. Мне всегда казалось, что там, на заднем сиденье, кого-то зарезали. Вообще не помню никакой малины!

Августа помолчала. И процитировала тост, сказанный Пико три года назад:

– …Но есть еще память, очень странная упрямая речушка. Странность ее в том, что она течет вспять. А упрямство в том, что память нам неподвластна, она сама выбирает, что помнить, а что забыть. Сама выбирает…

Профессор глянул на неё внимательно и ничего не сказал.

– Малины в октябре не бывает. Но в тот раз была. И я сидела, обняв ведро, и ела малину…

Вот так ты меня покорил. Практически не сказав ни слова… Знаешь, я больше не могу есть паюсную икру. Я бы съела суп. Или вот что: жидкое и горячее красное лобио. А еще мчады, гуду и тархун.

Дырка

Профессор не позвал, не оглянулся, он просто бесшумно прищелкнул пальцами, и официант явился из тьмы, как кролик из цилиндра фокусника.

– Дама настаивает на жидком красном лобио, очень горячем, – сказал Профессор по-русски.

Официант принял этот крестьянский, чтобы не сказать плебейский, заказ не моргнув глазом.

– Каков! – заметил профессор, когда официант растворился во мгле. – Помню его еще мальчиком. Представляю, как его встретят на кухне.