Никогда в жизни Августе не пригождался его урок. Вот только сейчас, только сейчас… Чтоб не убить и не убиться самой… Ну, вот… Отпустило… Она пожалела того дядьку, она простила Профессора. Она рассмеялась.
Профессор смотрел на неё, смотрел, понимая всё, то есть – ничего не понимая, но зная об этом. Ах, как он смотрел на нее сейчас…
Наконец он поднял рюмочку и сказал:
– За тебя, Августа. Вот мы и прожили нашу с тобой счастливую жизнь.
Оказывается, он всё-таки помнил, как её зовут.
Над бескрайними болотами Баскервилей раздался чудовищный вой. Это закончились ночные танцы, и посетители потянулись по домам. В зале официанты стали тушить фонарики. Профессор с Августой уходить не спешили. Наконец зал совсем опустел, и они заметили, что сидят в предрассветный час на поле битвы после битвы. Хлам и гарь войны, из которых Гуга соорудил свою «Собаку», стал проступать со всех сторон.
Они поднялись. Профессор расплатился с официантом, они поблагодарили друг друга, как заговорщики, и официант погасил голубой бумажный фонарик.
Зыбкий свет забрезжил на веранде. И в этом полумраке перед рассветом Августе почудились две знакомые фигуры. Это были Солик и Темо. Профессор тоже их увидел и, проходя мимо, остановился. Он смотрел на своих верных гвардейцев без всякого раздражения. Он их ждал.
«Вот кого он любит на самом-то деле, – подумала Августа. – И не бросит их. И полетит ради них хоть куда. И мы не увидимся больше».
Она заплакала. Слава богу, кажется, никто не заметил. И поехала в аэропорт вместе со всеми.
Профессор с Августой сидели на заднем сиденье все той же «Чайки», он всю дорогу держал ее руку. У выхода на посадку Темо отдал Профессору кейс и зонт, а Солик перекрестил.
И он улетел в Женеву на Международный конгресс по сверхпроводимости. От всего. От всех улетел. Готовый вернуться или не вернуться никогда.