Аркадия - [19]

Мне будто плеснули кипятком в сердце. Дней пять или шесть после этого я вообще не выбирался из дома. Пытались связываться со мной болельщики — я поставил весь свой коннект на отказ. Пытался, уже физически, прорваться тренер: звонил в дверь, стучал, что-то выкрикивал — я ему не открыл. Я не хотел никого видеть. Мир вдруг схлопнулся, дневной свет померк, мне стало трудно дышать: в воздухе не хватало теперь каких-то жизненных элементов; он больше не впитывался в ток крови, омывая затем сердце и мозг, а равнодушно заполнял лёгкие, и далее так же, с механическим равнодушием, истекал куда-то в пространство. Казалось, что каждый выдох уносит с собой и частицу существования — скоро, уже скоро останется от меня только неощутимая пустота. Я как бы растворялся в провале небытия: не помогали ни телешоу, бурно обсуждавшие Игры, ни героический сериал про Дикие Земли, который как раз в эти дни запустил новый сезон. Я бродил по квартире, куда переехал, став чемпионом района, ел что-то из стандартного рациона, хотя мне, опять-таки как призеру, были положены различные премиальные дополнения, стоял у окна, глядя на праздничные гуляния: толпы растекались по улицам, размахивая баннерами и флажками, скандируя речёвки, пуская в небо огненные петарды. Всё доносилось до меня ослабленно, будто сквозь толщу стекла. Я утратил всякое представление, кто я теперь, для чего, почему и зачем: жизнь заканчивалась, впереди простирался серый туман.

Не помогали даже долгие разговоры с Эразмом. Уже в злосчастный день Игр он сам связался со мной, поздравил с успехом: как бы то ни было, но второе место для новичка — это серьёзное достижение, в восторге весь ваш Синий район, — а про Ноллу, насчёт которой он, естественно, был в курсе, сказал, что, к сожалению, мы, хоть и освобождаемся постепенно от груза первобытных инстинктов, но собственно биология в нас ещё очень сильна. Особенно это касается женщин: они по природе своей ориентированы на продолжение рода. Конечно, мы уже давно отказались от живорождения — это слишком трудоёмкая, мучительная процедура, отягощённая к тому же множеством рисков, но реликтовые поведенческие структуры, сопряжённые с ней, никуда не исчезли: женщины по-прежнему тяготеют к успешным мужчинам, способным, по их интуитивному представлению, обеспечить им, женщинам, вместе с подразумеваемыми детьми, благополучное существование.

— Так ведь детей сейчас ни у кого нет, — буркнул я.

— Собственных детей нет, ты прав, но инстинкт, выраженный соответствующей реакцией, сохранился. Нолла — тот самый случай. Ничего удивительного, она просто следует зову природы. И обрати внимание на важный момент: ты рассматриваешь ваш разрыв как потерю, но ведь он — в определённом смысле, конечно, — ещё и приобретение. Переживание несчастной любви — чрезвычайно ценный эмоциональный контент, он расширяет сознание, делая его глубже и восприимчивее. Вот увидишь, благодаря ему, следующая твоя любовь будет более яркой, насыщенной, и одновременно — более мудрой… Ну и далее: время лечит… всё в жизни проходит… всё забывается… посмотри, сколько девушек твоего района хотели бы поближе с тобой познакомиться…

Он связывался со мной каждый день. Всё было вроде бы правильно, убедительно, но эта правота почему-то меня ни в чём и нисколько не убеждала. Мне не нужны были никакие девушки, мне не нужен был опыт несчастной любви — мне была нужна только и исключительно Нолла. Ею полны были комнаты, вплоть до звука быстрых шагов, в тишине чудился её голос, её игривое: ну, Димчик, иди же ко мне, в воздухе ощущался запах её духов…

И всё же Эразм выдернул меня из депрессивной апатии. Взял за шиворот и встряхнул так, что ляскнули зубы. Примерно через неделю моих унылых терзаний, когда я уже начал в отчаянии царапать ногтями стены, он сообщил, что со мной хочет поговорить один человек.

— Это важно. Я прошу тебя встретиться с ним.

Звали человека — Раффан. Я без всякого энтузиазма приплёлся в парк, где мы договорились увидеться. Ничего особенного я от этой встречи не ожидал, но первые же слова Раффана обрушились на меня как грохочущий камнепад.

Вот это была встряска, так встряска!

Оказывается, Аркадия находилась на грани гибели. Всё, что окружало меня, к чему я привык, грозило исчезнуть. Причина же этого заключалась в том, что жизнедеятельность нашего полиса обеспечивала энергией некая подземная станция, работающая, по словам Раффана, на ядерном топливе.

— Что это такое, я сейчас объяснять не буду. Сам толком не разбираюсь, да и не имеет значения. Тут важно знать одно: оно, это топливо, представляет собой прессованные таблетки, состоящие из изотопов — особого рода веществ. В принципе запасов этих таблеток нам должно было хватить ещё лет на сто, проектировщики позаботились, можно было бы не беспокоиться, однако в результате Десятиминутной войны, которая частично затронула и Аркадию, функциональность Эразма деформировала вирусная торпеда, просочившаяся по сетям. К счастью, Эразм её почти сразу дезактивировал, но всё же несколько миллисекунд работа станции находилась под контролем противника, за это время был отдан приказ на самоуничтожение и значительная часть топлива, этих самых таблеток, спеклась, якобы для того, чтобы предотвратить ядерный взрыв. Сохранить удалось лишь около пятой части запасов, то есть срок жизни Аркадии резко уменьшился.