Ария смерти - [78]

– Никогда об этом не задумывалась, – произнесла женщина неуверенно. – О музыке и о том, как спеть ноты, – вот о чем я размышляла.

– Но ведь это связано с эмоциями героини, они определяют все!

Репетировать последний акт Тоски и никогда не думать об эмоциях? Да это существо всадит в нее нож без колебаний!

Флавия сделала серьезное лицо.

– Вот она поднимается на крышу и видит Марио. У нее – охранная грамота, ради которой она заколола Скарпиа. Значит, Тоска испытывает радость, но она только что лишила жизни человека… Тоска вынуждена просить Марио притвориться убитым, когда в него начнут стрелять. Потом она радуется, что у нее все получилось, и хвалит его за убедительное притворство. После, когда они остаются одни, она понимает, что он мертв и все потеряно. За ней приходят солдаты, и Тоска осознает, что единственное ее спасение – смерть. Такой резкий перепад эмоций сложно себе представить, вы согласны?

Лицо женщины оставалось бесстрастным, когда она проговорила:

– Знаю, это трудно спеть. Особенно первый дуэт.

Лучше соглашаться, пусть думает, будто знает об опере все, что только можно!

– Это так, – проявила покладистость Флавия. – Вы совершенно правы.

– А потом она умирает, – добавила женщина, и у Флавии снова надолго прервалось дыхание.

Она попыталась придумать, что бы еще сказать, но ум, воображение, смекалка – словом, все, что делало ее личностью, – попросту перестали ей служить. Флавия посмотрела на шнурки и подумала, какие они красивые, как аккуратно сделаны и как удобно зашнуровывать туфли, да и туфли тоже очень удобные, в них не упадешь. Не упадешь… Безопасность…

Певица выпрямилась на стуле и спросила:

– Вы не против спеть последний фрагмент?

– Хорошо.

Значит, шанс выйти из костюмерной у нее все-таки есть!

– Но, конечно, мы не станем делать это здесь, – сказала Флавия. – Тут слишком тесно и я не смогу составить впечатление о вашем голосе. – Она сделала вид, будто размышляет. – Это самый драматический момент во всей опере, вы согласны? – Певица говорила обычным тоном, но любой, кто сведущ в музыке, счел бы ее заявление глупым и вульгарным. – Может, нам удастся найти репетиционную?

Она изобразила легкое сомнение, оставив незаданным вопрос, где еще они могли бы позаниматься.

– Все они слишком малы, – сказала женщина, заставив Флавию задуматься: откуда ей об этом известно?

– Тогда у нас нет выбора. Останемся тут! – сказала она, с явным неудовольствием направляясь к малогабаритному пианино у стены напротив.

– А почему не на сцене? – спросила женщина.

Флавия, которая была готова к этому, надеялась на это, желала всеми фибрами души, отозвалась вопросительно:

– Что, простите?

– Сцена. Почему бы нам не пойти на сцену?

– Потому что… – начала Флавия. – Но ведь там… – И, словно любопытство все же победило и для нее самой это стало откровением, она воскликнула: – Ну конечно! Конечно! Там же никого сейчас нет. И мы сможем там позаниматься.

Певица посмотрела на женщину с улыбкой, которую тут же попыталась скрыть, словно не желая быть с ней слишком дружелюбной. Действительно, как такая чудная идея могла прийти в голову любителю, в то время как она, знавшая театр как свои пять пальцев, совсем не подумала об этом?

– Куда идти, мне известно, – сказала женщина, делая два шага к двери.

Потом передумала, подошла к Флавии, левой рукой взяла ее за правое запястье, и певица оценила ее хватку: в конце концов, незнакомка была сильнее ее и выше на голову. Несмотря на то что на Флавии был шерстяной свитер, от прикосновения незнакомки у нее мороз пробежал по коже – выражение, которое раньше казалось ей довольно глупым. На что это вообще может быть похоже? Ответ оказался прост: когда внутри тебя все холодеет и хочется отдернуть руку, как при соприкосновении с какой-нибудь отвратительной субстанцией.

Не то чтобы эта женщина хотела причинить ей боль. Она просто крепко держала ее, и это было… омерзительно. Флавия старалась не отставать от незнакомки и вскоре обратила внимание на ее странную походку. В то же время певица гадала, где могут быть Брунетти с коллегой, чье имя она забыла, впереди или сзади? И как им удается не выдавать своего присутствия в незнакомом здании? «Заговаривай ей зубы, разиня! Заговаривай! Так нужно!»

– Вы уже репетировали Vissi d’arte? – спросила Флавия, казалось, с искренним интересом.

Сколько бы она ни исполняла эту арию, с самой первой студенческой попытки и до сегодняшнего вечера, – Господи, как же давно это было! – Флавия ненавидела ее. Ненавидела жалобную неторопливость музыки и то, как Тоска бесконечно, скорбно жалуется, торгуясь с Творцом: я дала Тебе то, значит, дай мне это.

– Это одна из красивейших арий Пуччини.

– Мне трудно дается замедленный темп, – отвечала незнакомка.

– Да, – задумчиво отозвалась Флавия, – это одна из проблем. Особенно если работаешь с дирижером, который нарочно замедляет его, словно растягивает во времени. – Сейчас она сама пыталась замедлить каждое слово, чтобы они тянулись подольше, чтобы Брунетти услышал ее и понял, что они идут к нему или, наоборот, удаляются. – Хотя, мне кажется, на сцене, – певица повысила голос, – это сделать легче.