Он заметил ее еще по дороге на званый ужин. Брунетти с Паолой как раз остановились напротив книжного магазина, и он, смотрясь в стекло витрины, поправлял на себе галстук, когда в отражении вдруг показалась женщина, идущая под руку с каким-то стариком в сторону campo[1] Сан-Барнабы. Мужчина шел слева от женщины, которую Брунетти видел только со спины. Его внимание сразу же привлекли ее волосы — светлые, как у Паолы, собранные в гладкий и низкий пучок. Брунетти обернулся, пытаясь рассмотреть незнакомку получше, но парочка уже прошла мимо. Они направлялись в сторону моста, ведущего к Сан-Барнабе.
Красивая накидка — не то горностай, не то соболь, но уж точно кое-что покруче обыкновенной норки — ниспадала до самой земли, приоткрывая стройные лодыжки и туфли, высокие каблуки которых совершенно не годились для прогулок по улицам, все еще покрытым снегом, а местами и льдом.
Мужчина показался Брунетти знакомым, но он никак не мог вспомнить его имени, — кажется, человек богатый и влиятельный. Гораздо ниже ростом и грузнее спутницы, он с большой осторожностью обходил подернутые коркой льда участки тротуара. Не отпуская ее локтя, у подножия моста мужчина вдруг сделал шаг в сторону и оперся о парапет. Его внезапная остановка застала женщину врасплох. Не успев опереться ногой о землю, она пошатнулась, и ее качнуло к замершему на месте мужчине, скрыв из поля зрения любопытных глаз Брунетти.
— Гвидо! — раздался позади голос Паолы. — Если хочешь, можешь подарить мне на день рождения биографию Уильяма Джеймса, она только что вышла.
Брунетти оторвал глаза от парочки и взглянул на толстую книгу в глубине витрины, на которую ему указывала жена.
— Его же вроде звали Генри, — с бесстрастным видом заметил он.
— Хватит придуриваться, Гвидо Брунетти, — бросила Паола и, схватив мужа за рукав, подтащила его поближе. — Ты прекрасно знаешь, кто такой Уильям Джеймс.
Брунетти кивнул:
— Но зачем тебе биография брата знаменитого писателя?
— Затем, что мне интересно, в какой семье он рос, и вообще, почему стал именно тем, кем стал.
Брунетти вспомнил, что и сам два с лишним десятка лет назад испытывал подобное любопытство. Тогда он только познакомился с Паолой и хотел знать о ней все: кто ее родители, что ей нравится, с кем она дружит; короче говоря, все, что хоть каким-то боком касалось этой изумительной девушки, с которой судьба свела его в библиотеке университета. Брунетти казалось, что подобное любопытство вполне нормально, если испытываешь его к живому человеку. Но к писателю, который уже почти век лежит в могиле?
— И чем он тебе так нравится? — Брунетти уже не впервой было задавать этот вопрос. Услышав собственные слова, он понял, что преклонение жены перед Генри Джеймсом в очередной раз превратило его в раздражительного ревнивца.
Высвободившись из его объятий, Паола отступила назад, словно хотела внимательнее разглядеть мужчину, за которого ее угораздило выйти замуж.
— Тем, что он много чего понимал про жизнь, — ответила она.
— А, — коротко произнес Брунетти. Ему-то всегда казалось, что это качество необходимо любому, даже самому третьесортному писателю.
— И тем, что благодаря ему я сама начинаю понимать эту жизнь немного лучше, — добавила Паола.
Видимо, на этом тему можно было закрыть.
Судя по всему, Паола придерживалась того же мнения.
— Ладно, пойдем, — сказала она. — Ты же знаешь, как папа бесится, если гости опаздывают.
Они двинулись прочь от книжного магазина и уже добрались до подножия моста, когда Паола вдруг остановилась и бросила на мужа внимательный взгляд.
— Знаешь, — задумчиво проговорила она, — а ты ведь очень похож на Генри Джеймса.
Брунетти даже не знал, радоваться ему или огорчаться. Хорошо хоть, за долгие годы семейной жизни он научился не обращать внимания на подобные замечания и не подвергать после каждого такого сравнения сомнению основы своего брака.
— Ты, Гвидо, во всем хочешь докопаться до причин, понять все на свете. Наверное, потому и стал полицейским. — Паола немного помолчала. — Но этого тебе мало. Тебе еще надо, чтобы и окружающие тоже все понимали. — Развернувшись, она начала подниматься по мосту. — Он тоже был таким, — бросила она через плечо.
Брунетти подождал, пока жена не дойдет до середины моста, и только потом крикнул:
— Это значит, что из меня тоже вышел бы отличный писатель?
Хорошо бы она ответила «да», подумал он.
Паола только отмахнулась. Потом повернулась к мужу лицом и сказала:
— Это значит, что с тобой довольно интересно жить.
Пожалуй, это лучше, чем быть писателем, решил Брунетти, вслед за ней карабкаясь на мост.
Паола давила на кнопку дверного звонка рядом с portone[2], а Брунетти бросил взгляд на наручные часы.
— У тебя что, до сих пор нет ключа от родительского дома? — удивился он.
— Не дури, — отозвалась Паола. — Конечно, есть. Но сегодня у них прием, и будет лучше, если мы прибудем как обычные гости.
— Это что же, нам и вести себя придется как гостям? — ужаснулся Брунетти.
Только Паола собралась было ему ответить, как дверь отворилась. За ней стоял незнакомый им мужчина. Улыбнувшись, он распахнул дверь пошире.
Поблагодарив его, Паола и Брунетти вошли во внутренний дворик и направились к ступеням, ведущим к
