Аристотель. Идеи и интерпретации - [130]

Тем не менее, изучая немногочисленные сохранившиеся свидетельства источников о ранних эмпириках, живших до Гераклида, мы не находим четких указаний на явный отказ от использования разума и теории, о чем, прежде всего, свидетельствует сам факт создания ими объемных трактатов, посвященных искусству медицины. Так, Аполлоний Китийский, известный врач-эмпирик, младший современник Гераклида, является автором сочинения, опровергающего критическую работу самого Гераклида, посвященную Гиппократу. Труд Аполлония Китийского состоял из восемнадцати книг [1]. Не вызывает сомнений, что написать объемный полемический трактат мог только образованный человек, владеющий логикой и диалектикой, т. е. способный вести научную дискуссию по правилам того времени. Можно предположить, что текст Гераклида, опровергаемый Апполонием, был не менее объемным.

Весьма показательна позиция Апполония по вопросу о вправлении тазовой кости. Он не говорит о собственном успешном опыте и не полемизирует с Гегетором по существу, он просто обращает внимание на ошибочность вывода Гегетора, который не соответствует наблюдаемым результатам: тазовую кость иногда удается вправить. Более того, он указывает на то, что этот вопрос обсуждался и Гиппократом и что подобное обсуждение было бы абсурдным, если бы Гиппократ не знал из собственного опыта о том, что тазовую кость можно успешно вправить. Это яркий пример логики эмпириков, обращавших внимание на практический опыт своих коллег, который можно было бы использовать для подтверждения истинности утверждения, и при этом достаточно гибких в восприятии методологии своих оппонентов. Видимо, интеллектуальный облик представителей школы эмпириков менялся со временем. М. Фреде считает, что «даже во времена Сорана эмпирики были склонны отрицать положительную роль разума или теории. Но когда мы обращаемся к Менодоту и Феодосию, то видим, что в середине II в. ситуация значительно меняется. Так, например, Гален сообщает, что Менодот, как и Гераклид, не отрицает значение разума» [29, р. 94–95]. Это свидетельствует в пользу нашего предположения о значительном разбросе мнений по конкретным вопросам среди врачей-эмпириков — их доктрина была столь же гибкой, сколь разнообразным бывает практический опыт врача. Однако важнейшим, почти не исследованным в историографии вопросом является натурфилософская основа их взглядов. Повторим: они были образованными людьми своего времени, и нам не следует подозревать их в невежественном упорстве.

В ходе дальнейшего изложения мы, впервые в отечественной историографии, попытаемся проанализировать особенности представлений о медицинской теории и практике, присущие наиболее известным врачам эпохи «после Герофила».

Видной фигурой в постгерофиловской истории медицины является Бакхий, уроженец Беотийского города Танагры, учившийся и сделавший карьеру в Александрии. Считается, что он жил в 275–200 гг. до н. э., расцвет его творчества пришелся на правление Птолемея III Эвергета (246–221 гг. до н. э.) и Птолемея IV Филопатора (221–205 гг. до н. э.). Важнейшим произведением Бакхия был состоявший из трех книг «Лексикон», представлявший собой комментарии к Гиппократу, составленные с учетом собственного клинического опыта. Г. фон Штаден указывает на упоминание имени Бакхия в более чем шестидесяти античных текстах [42, р. 486]. Медицинские интересы Бакхия касались теории пульса, общей патологии и фармакологии. Важным историческим свидетельством считается его доксографический труд «Воспоминания о Герофиле и членах его дома». Бакхий последовательно (по мере встречаемости в тексте) анализирует ключевые понятия «Корпуса Гиппократа» в отличие от позднейшей работы Эпикла Критского, который в своем «Лексиконе» расставил термины, использованные Гиппократом, в алфавитном порядке. В первой книге содержатся разъяснения понятий из трактатов Гиппократа «Прогностика», «О священной болезни», «О суставах», «О рычаге, или о вправлении суставов» и «Эпидемии I и VI», во второй объясняются слова, используемые Гиппократом в трактатах «Прогностика», «О суставах», «О рычаге, или о вправлении суставов», «О диете при острых болезнях» и «Эпидемии II». Третья книга представляет собой глоссарий к текстам «О природе костей», «О переломах», «О суставах», «О врачебном кабинете», «О местах в человеке» и «Эпидемии V» [42, p. 486–488].

Письменное наследие Бакхия достаточно хорошо исследовано, не будем подробно на нем останавливаться, сошлемся лишь на соответствующий фрагмент книги Г. фон Штадена «Герофил» [42, p. 484–495]. Дело в том, что большинство этих исследований не представляют существенной важности для данной статьи, так как внимание в них сконцентрировано на изучении работ Бакхия с филологической и общефилософской точек зрения. Анализ лексикографических работ врачей Античности, посвященных Гиппократу, является по сути продолжением исследований самого «Корпуса Гиппократа», проводившихся ранее [17, 28, 32, 40, 43]. К сожалению, глоссарии, эпика и диалектика, осознание морфологического или семантического богатства тех или иных текстов не помогут нам решить главную задачу исследования — разобраться с гносеологической сущностью взглядов тех или иных медицинских школ на диагностику и лечение заболеваний.