Аристотель. Идеи и интерпретации - [131]

Важнейшим (по значимости его собственных работ) последователем Герофила принято считать ранее упомянутого нами Андрея Александрийского[683]. Выдающийся литератор Эратосфен (275–194 г. до н. э.) писал об Андрее как о своем современнике и называл его «литературным Эгисфом». Существует также свидетельство врача Серапиона, признаваемого в историографии одним из основателей школы эмпириков, писавшего об Андрее как о своем старшем современнике. Это позволяет Г. фон Штадену датировать рождение Андрея Александрийского семидесятыми годами III в. до н. э. Считается, что отца Андрея Александрийского звали Хрисарей и он происходил из города Кариста, расположенного на острове Эвбея. Эта реконструкция Г. фон Штадена кажется нам довольно важной, так как позволяет соотнести упоминаемые в источниках прозвища «Андрей из Кариста», «Андрей — сын Хрисарея» и «Андрей — последователь Герофила» (таких упоминаний около пятидесяти), с Андреем Александрийским — придворным врачом Птолемея IV. Таким образом, исходя из частоты упоминаний в источниках, нам становится яснее исторический масштаб фигуры Андрея. Считается, что Андреем Александрийским были написаны значительное по объему сочинение о лекарствах и косметических средствах под названием «Шкатулка», историко-медицинские работы «О генеалогии врачей» и «О ложных верованиях», трактат «О ядовитых животных», посвященный проблеме ядов и антидотов, а также сочинения, затрагивавшие практические вопросы акушерства. Гераклид Тарентский упоминает о заслуживающих, по его мнению, доверия комментариях Андрея к трудам Гиппократа (можно предположить, что они были частью трактата «О генеалогии врачей»). Одобрение работ Андрея известными представителями школы эмпириков — Гераклидом и Серапионом, на наш взгляд, имеет важное значение для исторической реконструкции медицины эпохи эллинизма. По-видимому, труды Андрея Александрийского многое значили в традиции античной медицины: о нем положительно отзывается Цельс, на него многократно ссылается Плиний Старший в своей «Естественной истории», его упоминают Соран и Афиней. Более того, о нем вполне доброжелательно отзывается Гален, и даже известный христианский апологет Тертуллиан. В трудах Орибасия (IV в.) содержится описание технических устройств, предложенных Андреем для вправления вывихнутых конечностей [2, 5, 11, 16]. Следующей интересной фигурой в истории александрийской медицины является Каллимах. Г. фон Штаден называет его примером продолжателя основных идей школы Герофила [42, р. 481]. Каллимах уделял значительное внимание изучению симптомов (или признаков) болезней, что свидетельствует о его приверженности идеям Герофила. Он был известен исследованиями отдельных лекарственных средств, в частности написал труд о токсических свойствах венков, весьма характерный для эллинской традиции. Известный историк Полибий, говоря о «теоретической» школе медицины в Александрии, упоминал Каллимаха сразу вслед за Герофилом. Труды Каллимаха комментируются позднейшими авторами значительно реже, чем Андрея: Цельс, Соран, Целий Аврелиан Каллимаха не упоминают, Гален цитирует вскользь [8]. Вместе с тем Каллимаха хвалит Руф из Эфеса [14]. Интересно, что Полибий указывает на независимость Каллимаха в его взглядах на медицину и на его критическое отношение к наследию Герофила [13]. Суть этой критики прояснить практически невозможно из-за отсутствия достаточного количества источников.

Следующий по хронологии важный врач постгерофиловской эпохи — Зенон, работавший в Александрии во II в. до н. э. В историографии принято определение Зенона как убежденного эмпирика [42, p. 501–506]. Зенон, так же как и его коллеги, комментировал Гиппократа: очевидно лексикографический анализ трудов великого уроженца Коса имел важное значение для апологетики эмпирического подхода. Обращает на себя внимание тот факт, что практически все известные врачи постгерофиловской эпохи считали нужным высказать свои взгляды на этот вопрос. Это может объяснять пристальное внимание Галена к вопросам терминологии[684]. Врачи-эмпирики полагали, что символы и термины имеют определяющее значение в формировании их системы. Отметим сходство их рассуждений с логикой стоиков, считавших правильное объяснение одним из критериев истинности утверждения. Вместе с тем четкость определений, под которыми в медицине должны пониматься конкретные явления общей патологии, всегда являлась неотъемлемой частью адекватной медицинской теории. Размытость этих определений или возможность их разнообразных толкований всегда представляют большую опасность. Это было важно для античного практического врача и не утрачивает значения для современного историка медицины, рискующего ошибиться, когда в один и тот же термин представители разных школ вкладывают совершенно разные смыслы. Г. фон Штаден называет Зенона «сравнительно-ортодоксальным герофилейцем», имея в виду его представления о сфигмологии. По мнению Зенона, пульс представляет собой смесь сокращения и растяжения, имеющую одинаковую последовательность во всех его частях, независимо от его характера, укладывающегося в равные или неравные временные единицы. При этом Зенон не упоминает значение сердечной деятельности в генерации пульса, а принимает использованный Бакхием термин «артериальные части», связывая, таким образом, генерацию пульса с функцией артерии.