Арина - [80]

— Нет, вы не поняли. Я слышала, она от вас отказывается… Просит, чтоб ее Калинцев оперировал.

Дмитрий на минуту задумался, ломая широкие, как у отца, брови. Что за чертовщина такая?.. Видно, это недоразумение. Почему она вдруг отказывается?.. И как Калинцев станет ее оперировать, когда он уже второй месяц лечит Дорохину, провел почти всю необходимую подготовку к операции?..

— Этого не может быть, Наташа, — уверенно сказал Дмитрий. — Правда, меня тут два дня не было в больнице, но все равно… Впрочем, ладно, сегодня выясню. — И он придержал дверь парадной, пропуская Астахову вперед.

В девять пятнадцать все врачи сошлись в ординаторскую, где в это время каждый день устраивалась пятиминутка. Поскольку главврач был в отпуске, то вела ее Алиса Васильевна, полная коротконогая женщина средних лет, в своем тесном кургузом халате похожая на кубышку. В больнице ее за глаза все звали Лисой-Алисой, она уже около полугода исполняла обязанности заместителя главного врача по лечебной части и Дмитрию почему-то не нравилась. Если б его спросили, чем не мила ему эта женщина, то он, пожалуй, и не ответил бы, вроде ничего плохого она ему не делала. И все-таки он ее недолюбливал.

Лиса-Алиса сразу заговорила о дисциплине, за которой якобы совсем не следят лечащие врачи, медсестры и дежурные. По ее словам, многие больные нарушают распорядок дня, после отбоя долго не спят и громко разговаривают, во время тихого часа бродят из палаты в палату. Кое-то из них пренебрегает лечением, не принимает и куда попало выбрасывает назначенные лекарства, не изволит ходить на процедуры, уклоняется от уколов… Временный заместитель главврача всегда любила, как говорится, сгущать краски, нагнетать напряжение и выставлять дело так, будто лишь одна она печется о лечении больных, а всем остальным на это наплевать.

У Дмитрия тут мелькнуло в голове, что вот за такие речи, в которых была одна шелуха, искажалась правда, пожалуй, Лиса-Алиса ему больше всего и не нравилась. Она всякий раз ловко выпячивала себя и не замечала ту большую работу, которую вели остальные врачи, сестры, нянечки. Ведь каждый больной, как правило, на редкость мнителен, обидчив, чуток к малейшей фальши. Дмитрий видел, что весь персонал понимает это и относится к больным прямо-таки с материнской заботой, старается поднять у них дух, создать им доброе настроение. А вот Лиса-Алиса почему-то этого упрямо не замечала.

Скоро врачам наскучила ее нудная, пустая речь, и они уже не слушали, недовольно морщились, открыто перешептывались и поминутно заглядывали в широкое окно, будто ждали оттуда избавления от Лисы-Алисы. Но она все-таки оттарабанила свои двадцать минут, потом еще поинтересовалась, нет ли к ней вопросов. Таковых, конечно, ни у кого не было, каждый лишь обрадовался, что она закончила и теперь можно отправляться по своим палатам, заняться настоящим делом.

Все быстро вышли из ординаторской, а Дмитрий, вскочивший первым, снова сел, так как Лиса-Алиса зачем-то попросила его остаться. Пока она собирала на столе свои листки с записями, аккуратно скалывала их скрепкой, Дмитрий вертел в руках портсигар, недавний подарок Кати, и думал о Дорохиной. А все-таки не зря Наташа встревожилась, как-то странно вела себя эта больная. Перед самой пятиминуткой он заглянул в десятую палату и успел узнать о состоянии своих больных. Все они обрадовались, а Дорохина, как ему показалось, вроде чего-то испугалась, отводила глаза в сторону, стараясь на него не смотреть.

Лиса-Алиса наконец собрала свои листки, спрятала их в ящик стола и, сняв дымчатые очки, закрывавшие почти половину ее маленького узкого лица, исподлобья глянула на Дмитрия и минуты две молчала, почесывая острый лисий подбородок, словно забыла, о чем намеревалась говорить. Дмитрий не торопил ее, по-прежнему перебрасывая с ладони на ладонь портсигар, он вспоминал, как Катя растерялась в загсе, когда секретарь спросила, какую фамилию она берет себе после брака. Уже выйдя оттуда, Катя призналась, что побоялась ею обидеть, но ей вначале хотелось в память об отце оставить свою фамилию. Он не мог пойти против ее воли и они сейчас же вернулись в загс и заново переписали свои заявления.

— Так вот, Дмитрий Тимофеевич, — с некоторым волнением в голосе начала Лиса-Алиса, — разговор у нас предстоит не совсем приятный. Но мы на то и коммунисты, чтобы прямо в глаза говорить один другому правду, какой бы она ни была. Я постараюсь быть краткой. Объясните мне, пожалуйста, что случилось у вас с больной Дорохиной, почему она просит заменить ей хирурга? Вы, надеюсь, понимаете, это, можно сказать, ЧП. Больная отказывается от хирурга!.. Случай беспрецедентный, о нем, конечно, узнают в здравотделе, в министерстве…

Напряженно думая о Дорохиной, он некоторое время не отвечал Лисе-Алисе. Тот испуг, какой Дмитрий заметил у больной, когда заходил в десятую палату, ему о многом говорил. Это его наводило на мысль, что сама она не могла от него отказаться. Да и какие у нее на то причины? Лечит он ее так же добросовестно, как и всех остальных. Неделю назад Дорохина даже просила, чтобы он поскорее ее оперировал, мол, ей, такой здоровой, надоело валяться в больнице. И вдруг на́те вам: замените ей хирурга. Нет, тут что-то не так. Скорее всего на Дорохину кто-нибудь повлиял. Женщина она добрая, доверчивая, ее может любой склонить куда хочешь. Но кому и зачем это надо? Кому и зачем?!