Арина - [46]

Шрифт
Интервал

— Зла ты на нашего брата, — заметил Костричкин. — Не знаю, как ты меня еще терпишь?

Зоя высыпала нарезанный лук на сковородку с шипевшим мясом, сверкнув черными глазами, сказала:

— Тебе тоже расчет пора давать. Скажи, какая от тебя польза? Для мужа ты уже стар, а в ухажеры не вышел — в постели спотыкаешься…

Костричкин оскорбился, что Зоя ни во что ставила его мужские достоинства, но виду не подал: не хотел ей перечить. А про себя подумал, что надо закруглять с ней всякие отношения, шибко захватистая эта бабенка. Но в то же время ему и рвать не хотелось с Зоей: во-первых, пока у него не было другой женщины для интимных забав, а во-вторых, Зоя разбитная, обожает рисковую жизнь и нуждается, именно она и может стать его вторым надежным подручным.

Стремясь во что бы то ни стало отыскать левый приток денег, Костричкин на прошлой неделе перелил тройной одеколон в пустые флаконы из-под «Орхидеи» и подговорил Глеба Романовича пустить его в ход. Они условились, что мастер начнет действовать осмотрительно, с умом, будет обрызгивать дешевым одеколоном не любого-каждого, а только тех, кто с виду попроще, скромно одет. Если и среди таких вдруг подвернется какой-нибудь тонкий знаток парфюмерии, который унюхает, что его освежают не тем одеколоном, то Глеб Романович, не поднимая шума, сейчас же переставит пульверизатор в другой флакон, с настоящей «Орхидеей», а клиенту не преминет пожаловаться, какое, мол, безобразие творится на фабрике, где частенько при разливе путают разные марки одеколонов. И вот пока у них все шло как надо, без малейшей осечки; Глеб Романович уже распылил два таких флакона и выручил около двенадцати рублей, что, собственно, и подталкивало Костричкина скорее поставить это дело на широкую ногу, вовлечь в него еще и Зою Шурыгину.

— Ах, Зоя, Зоя, — с деланной печалью вздохнул он, — ну почему ты мне не встретилась лет восемь назад? Тогда озолотил бы я тебя, в меха натуральные всю обрядил… Кстати говоря, я и теперь кое-что могу, если в преданность твою поверю…

— Хватит сказки плести, — оборвала его Зоя, — ничего ты не можешь. Любовник липовый… на подкожных перебиваешься… Иди руки мой, я на стол подаю.

Он зашел в ванную, ополоснул пахнувшие луком потные руки. От холодной воды в теле сразу поубавилось вялости, и мысли его по-другому пошли. Присаживаясь к столу, он уже подумал о том, а резонно ли ему открывать все карты перед Зоей. Ведь кто знает, как она еще отнесется к этому, пойдет ли сама на такое дело. А если не пойдет, то как тогда быть? Увольнять ее придется. Но попробуй уволить, если закон всегда на стороне матери-одиночки. Конечно, можно красиво все обставить: перевести ее в другую, лучшую, парикмахерскую. А вдруг она заупрямится и не захочет уходить из этой? Что делать тогда, как потом с ней вместе работать?

Разложив по тарелкам закуску и подав рюмки, Зоя постояла у зеркала, поправила прическу, а переодеваться не стала, села за стол в том же легком шелковом халате, в котором была все время. Халат был короткий, высоко обнажал ее посмугленные солнцем ляжки. Костричкин поглядел на них с порочным откровением и положил руку на коленку Зои, ощутил приятную прохладу и ласковую гладкость ее тела.

— Убери руку… жарко, — вяло сказала Зоя и придвинула к нему бутылку. — Вот налей лучше…

Они выпили по рюмке, немного закусили, еще выпили. Разморенный гнетущей жарой, Костричкин скоро захмелел и стал сразу словоохотлив. И смелость теперь его распирала, и решительность ползла из него наружу. «А что мне с ней в кошки-мышки играть, — подумал он твердо. — Дураку понятно, что нельзя так жить, чтоб рубли от получки до получки считать-пересчитывать, во всяком там удовольствии себе отказывать. Нет, не привык я к такой жизни и не хочу привыкать, пока голова моя варит».

— А зря ты, Зоя, не веришь мне, — сказал он. — Голова у Костричкина еще вертится на шарнирах, без смазки вертится. Вот дружки-приятели тоже не поверили, да просчитались. Как съехал я с приличной должности, так все они в кусты ускакали. Мол, что теперь он может? Ваты если подкинет, не то мыла. Или флакон тройного одеколона… А ведь все зависит от того, как на это посмотреть. Если, к примеру, дать человеку брусок мыла, то он и спасибо не скажет. А ты дай ему тридцать брусков за два рубля — уже другой разговор. В магазине-то за это мыло надо больше платить, а тут за два целковых мылься себе на доброе здоровье круглый год и всего не смылишь, еще на следующий год останется. Вот тебе пример. Но я разве только с мылом дело имею. А возьми духи, одеколон. Тут и вовсе комбинаций непочатый край. Мне вот только напарник с головой нужен, на которого положиться можно. Понятно тебе?

От выпитой водки Зоя повеселела, ее черные глаза огнисто заблестели; ей сделалось невыносимо жарко, и она сняла и бросила на кресло халат, осталась в одной комбинации, дорогой и прозрачной. Слушала она Костричкина рассеянно, будто думая о чем-то своем, потом вся напряглась, отчужденно поглядела на него, сказала срывающимся голосом:

— Спасибо тебе, Федор Макарыч… за доверие… Значит, в напарники свои меня выбрал?.. Спасибо… — И она неожиданно разрыдалась, закрыла лицо руками.


Рекомендуем почитать
Взвод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Орлиное гнездо

Жизнь и творчество В. В. Павчинского неразрывно связаны с Дальним Востоком.В 1959 году в Хабаровске вышел его роман «Пламенем сердца», и после опубликования своего произведения автор продолжал работать над ним. Роман «Орлиное Гнездо» — новое, переработанное издание книги «Пламенем сердца».Тема романа — история «Орлиного Гнезда», города Владивостока, жизнь и борьба дальневосточного рабочего класса. Действие романа охватывает большой промежуток времени, почти столетие: писатель рассказывает о нескольких поколениях рабочей семьи Калитаевых, крестьянской семье Лободы, о семье интеллигентов Изместьевых, о богачах Дерябиных и Шмякиных, о сложных переплетениях их судеб.


Мост. Боль. Дверь

В книгу вошли ранее издававшиеся повести Радия Погодина — «Мост», «Боль», «Дверь». Статья о творчестве Радия Погодина написана кандидатом филологических наук Игорем Смольниковым.http://ruslit.traumlibrary.net.


Сердце сержанта

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Саранча

Сергей Федорович Буданцев (1896–1939) — советский писатель, автор нескольких сборников рассказов, повестей и пьес. Репрессирован в 1939 году.Предлагаемый роман «Саранча» — остросюжетное произведение о событиях в Средней Азии.В сборник входят также рассказы С. Буданцева о Востоке — «Форпост Индии», «Лунный месяц Рамазан», «Жена»; о работе угрозыска — «Таракан», «Неравный брак»; о героях Гражданской войны — «Школа мужественных», «Боевая подруга».


Эскадрон комиссаров

Впервые почувствовать себя на писательском поприще Василий Ганибесов смог во время службы в Советской Армии. Именно армия сделала его принципиальным коммунистом, в армии он стал и профессиональным писателем. Годы работы в Ленинградско-Балтийском отделении литературного объединения писателей Красной Армии и Флота, сотрудничество с журналом «Залп», сама воинская служба, а также определённое дыхание эпохи предвоенного десятилетия наложили отпечаток на творчество писателя, в частности, на его повесть «Эскадрон комиссаров», которая была издана в 1931 году и вошла в советскую литературу как живая страница истории Советской Армии начала 30-х годов.Как и другие военные писатели, Василий Петрович Ганибесов старался рассказать в своих ранних повестях и очерках о службе бойцов и командиров в мирное время, об их боевой учёбе, идейном росте, политической закалке и активном, деятельном участии в жизни страны.Как секретарь партячейки Василий Ганибесов постоянно заботился о идейно-политическом и творческом росте своих товарищей по перу: считал необходимым поднять теоретическую подготовку всех писателей Красной Армии и Флота, организовать их профессиональную учёбу, систематически проводить дискуссии, литературные диспуты, создавать даже специальные курсы военных литераторов и широко практиковать творческие отпуска для авторов военной тематики.