Архитектор его величества - [3]
За себя я оставил в Вормсе Харальда из Майнца, приора аббатства святого Павла и лучшего моего ученика в строительном деле. Ему не впервой принимать на себя дела аббатства и строительства великого собора на время моих отъездов в другие города и страны, так что я за него спокоен.
Взял я с собой чертежные принадлежности, большой свиток лучшего пергамента и столярный инструмент для изготовления макетов храмов. Предстоит большая работа, и будущие здания надо наилучшим образом представить заказчику[3]. Я не хочу в далекой Руси оказаться в том положении, в котором четверть века назад по неопытности оказался в славном городе Пассау, где мне пришлось рисовать для тамошнего епископа эскиз собора палочкой на песке.
Взял я и готовый чертеж, который у меня на всякий случай всегда имеется. Это базилика, похожая на одну из тех, которые мне лет десять назад пришлось строить в славном городе Кельне. По моему опыту, на первой встрече с заказчиком желательно показать что-нибудь заранее подготовленное, это обычно вызывает уважение.
Итак, я вверяю себя Господу и, ободренный папским отпущением моих многочисленных грехов, завтра поутру пускаюсь в дальнюю дорогу.
Благодать Божия да пребудет с тобою и всеми нашими братьями во Христе, пусть дни твои будут полны радости и преуспевания, да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы. Аминь.
Искренне твой, вечно любящий тебя и всей душою преданный тебе раб Христов и земляк твой Готлиб-Иоганн
ПИСЬМО ВТОРОЕ
[номер по описи Венской библиотеки: XII-34-5836/В-II]
ЕГО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННОМУ СИЯТЕЛЬСТВУ КОНРАДУ, АРХИЕПИСКОПУ ВОРМССКОМУ, В МИРУ ГРАФУ ФОН ШТАЙНБАХУ, ОТ ГОТЛИБА-ИОГАННА, В МИРУ БАРОНА ФОН РОЗЕНАУ, БОЖИЕЙ МИЛОСТЬЮ НАСТОЯТЕЛЯ АББАТСТВА СВЯТОГО АПОСТОЛА ПАВЛА В ВОРМСЕ
ПИСАНО ПОСРЕДИ ВОСТОЧНОГО[4] МОРЯ В ВОСЬМОЙ ДЕНЬ МАЯ 1157 ГОДА ОТ Р. X.
По бесконечной милости Господней, пока мы плывем по Восточному морю, Бог дает нам прекрасную погоду, все время дует попутный ветер. Мне не раз приходилось путешествовать на корабле, но такого легкого и приятного плавания я не припоминаю, слава Господу Богу нашему во веки вечные. Пищу, необходимую для бренных наших тел, слуги Арнульфа и русских послов готовят превосходно, и постель здесь даже удобнее, нежели в моей вормсской келье. Капитан нашего судна[5] — милейший и скромный мекленбуржец Хайнц.
К сожалению, на сем повествование о приятности моего путешествия заканчивается, ибо, как сказано в Писании, во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь. За время путешествия стараниями рыцаря Арнульфа и русских послов мои познания о Руси стали несравненно более глубокими, и ни счастья, ни успокоения они мне не принесли.
Не знаю, приходилось ли тебе встречаться при дворе его императорского величества с Арнульфом из Кесарии, поэтому на всякий случай опишу тебе сего тамплиера. По возрасту он немного старше меня: родился он вскоре после завоевания нашими Христовыми воинами Святой Земли, то есть в первые годы сего века. Ему не исполнилось и двадцати лет, когда он вступил в только что созданный орден Христа и Храма Соломона, и теперь, похоже, он считается одним из его первых рыцарей. Служа своему ордену, он ходил с паломниками по всему миру, бывал и на Руси, говорит на множестве языков, в том числе и на русском. Насколько я понял из его рассказов, еще при блаженной памяти императоре Лотаре II он был дворцовым советником по делам восточных стран и прежде всего Руси.
Впрочем, моя христианская любовь к сему тамплиеру от знаний о его заслугах не усилилась, ибо ведет он себя вовсе не так, как подобает добропорядочному монаху. Из его уст иногда исходят сквернословные выражения, поминает он и врага рода человеческого, и даже в непотребном смысле — имена Господа нашего и его блаженнейшей Матери, непорочной Девы Марии. Его лицо пересекают два глубоких шрама, ростом он выше меня почти на голову и гораздо шире в плечах. Ты, брат мой во Христе, знаешь, что я человек далеко не тучный: слишком часто по роду работы приходится мне лазать по строительным лесам. Но по сравнению с рыцарем Арнульфом я выгляжу низкорослым толстяком.
Держит сей рыцарь себя со мною так, будто я являюсь обременительной поклажею, которую необходимо в целости и сохранности довезти до Киева. Иными словами, он и в прямом, и в переносном смысле смотрит на меня свысока, нарушая завет Господень о том, что не умалившийся не войдет в Царство Небесное. Так же он держит себя и со всеми остальными нашими спутниками, кроме Ратибора Борисовича, главы русского посольства, и своих мрачных слуг, которые с ним уже не первый десяток лет и сами являются тамплиерами, хотя и более низкого ранга.
А русские послы, напротив, с каждым днем нравятся мне все больше и больше. Удивительно милые и приветливые люди, а приветливость благословенна Господом. Я тебе уже писал, что все они неплохо говорят на латыни. Двое из них — ближние дворяне князя Георгия, имена их — Ратибор Борисович и Прокопий Коснятич. Ратибору гораздо более шестидесяти лет от роду, он ровесник киевского князя и, насколько я понял, является его другом и наперсником едва ли не с мальчишеских лет. Это высокий, худощавый, седовласый воин, слегка прихрамывающий из-за какой-то старой раны. Прокопий гораздо моложе его. А третий, что меня обрадовало, — строитель. Зовут его Мирослав Чудинович, лет ему около тридцати пяти.
