Архитектор его величества - [14]

Тогда я попросил для себя и брата Северина убежище в католическом храме на немецком подворье. Но и в этом Фридрих-Гензель отказал — под предлогом, что настоятель храма якобы в отъезде, а старшина не вправе решать за Святую Церковь, кому предоставлять убежище, а кому нет.

Бог судья сему Фридриху-Гензелю, ибо в каком-то смысле его тоже можно было понять. Я откланялся и вернулся под Великий мост к брату Северину.

На следующий день я пошел на торг. Почти два дня я ходил там, всматриваясь в окружающих, прислушиваясь к их языку, подходя к людям, выглядящим как иноземцы, и заговаривая с ними. Брат Северин ждал меня под мостом через Волхов, ибо я понимал, что стража будет искать двоих немцев, и не хотел привлекать внимание. К концу второго дня, когда я уже ослабел от усталости и недоедания, мне повезло: человек, к которому я подошел как будто спросить дорогу на Неревский конец, ответил мне по-немецки. Он оказался здешним ростовщиком, зовут его Христофор, да хранит Господь его самого и всех его близких.

Я не стал раскрывать Христофору скорбную правду о нашем посольстве, ибо он мог испугаться, что окажется втянутым в княжеские междоусобицы. Да простит меня Господь за вынужденный грех лжи, но представился я ему как плотник Людвиг, находящийся в Новгороде вместе со своим кузеном Гельмутом, немым резчиком по дереву, родом, как и я, из Кельна: я выбрал сей город, потому что хорошо знаю его, мне приходилось строить там храмы. И рассказал я ростовщику заранее придуманную историю о том, что мы работали в Бремене, познакомились там со старым моряком, напились до потери памяти, попали вместе с ним на его корабль, а когда пришли в себя, то корабль уже отплыл в Новгород, злобный капитан не захотел повернуть назад и высадить нас, в течение всего плавания мы выполняли на корабле самую черную работу, и только сейчас нам удалось бежать, причем капитан считает, что мы ему еще и задолжали за пропитание, и разыскивает нас вместе с княжеской стражею.

Христофор спросил, хорошие ли мы мастера. Брат Северин — резчик прежде всего по камню, но и с деревом он работает превосходно, поэтому я безо всякого преувеличения сказал ростовщику, что в жизни не встречал более искусного резчика по дереву, нежели мой кузен Гельмут. Свой собственный опыт в плотницком деле я, каюсь, преувеличил, ибо владел им лишь на уровне, необходимом для каждого уважающего себя архитектора. Достойно сожаления, что некоторые нынешние молодые архитекторы пренебрегают ремесленными навыками и вообще не постигают ни древодельного, ни каменосечного искусства.

Ростовщик объяснил, как найти его дом на Словенском конце, и вечером мы с братом Северином, соблюдая осторожность, разными дорогами пришли к нему. Северин продемонстрировал свое искусство, вытесав для Христофора из неструганой дубовой доски при помощи простого топора изысканное распятие Господа нашего Иисуса Христа. Христофор был в восторге и накормил нас ужином, и скажу я тебе, любезный мой Конрад, что после такого голода простая каша показалась мне вкуснее любых деликатесов.

Я попросил одолжить нам денег на дорогу домой, но сей, прости Господи, жадный ростовщик сказал, что без залога он никому в долг не дает: наверное, даже если бы он ведал, что я настоятель аббатства, то все равно не дал бы. Но он предложил нам отправиться к его другу Гансу из Мильбаха, который живет во Пскове — городе Новгородской земли, неделях в двух речного пути от Новгорода, что по здешним меркам совсем недалеко[23]. Христофор рассказал, что Ганс владеет древодельной мастерскою и у него наверняка найдется работа для соотечественников. А поработав там, мы сможем накопить денег на обратную дорогу в Германию. Псков, как объяснил нам Христофор, хорош тем, что через него пролегает еще один, недавно освоенный путь в Империю, и тем, что злобный капитан нас там уж точно не найдет.

Другого выхода Господь все равно нам не предоставил, и я согласился. Дорога до Пскова стоит совсем недорого, но Христофор отказался ссудить нам даже такие деньги, посоветовав наняться на любой купеческий корабль гребцами: на внутренних речных путях сия черная работа никакого опыта не требует и является для бедноты отработкой платы за проезд и пропитание. Но наш соотечественник, видимо, все же испытывал угрызения совести за свою, прости Господи, жадность, ибо расположил нас на ночлег в сенях, поутру напоил водой из колодца, дал по куску хлеба и послал с нами на причал своего сына, дабы тот выступил толмачом: не зная языка, мы не смогли бы сами наняться на корабль, а сей молодой человек нам помог. И мы нанялись и в тот же день отплыли во Псков.

Любезный брат мой во Христе, хочу перед тобою покаяться за высокомерие, которое я, принадлежа к привилегированному сословию, раньше проявлял к простому народу. Не ведаю, входило ли отпущение сего греха в полученную мною папскую индульгенцию, но даже если нет, теперь я точно от него навеки излечился. Работа простого труженика по тяжести и неблагодарности не сравнима ни с чьей, кроме разве ломовых лошадей. Никакого отдыха, кроме нескольких часов тяжелого сна на голой земле или досках с собственной шапкою, подложенной под голову вместо подушки, безвкусная похлебка на обед, по куску черствого хлеба на завтрак и ужин — вот жизнь здешнего гребца, и не раба-галерника, а свободного крестьянина или горожанина.