Ardis. Американская мечта о русской литературе - [31]
«Всe вранье!» — восклицала Эмма Григорьевна Герштейн, еще одна любимая старушка Профферов, по поводу второго тома мемуаров Мандельштам. «Эммочка», как ее называли в «Ардисе», тоже была свидетельницей века, близкой к Мандельштаму и другим литераторам. Эмма Григорьевна жила на Красноармейской и почти сразу оказалась в орбите Профферов. «Гнев Герштейн объясним: Н. М. утверждала, что, если Герштейн напишет мемуары, они будут полны искажений». Герштейн написала мемуары, и Карл частично опубликовал их в RLT, «специально, чтобы показать: всякий желающий может оспорить Н. М., если у него достанет смелости напечататься за границей»[170].
Тем не менее Мандельштам, именно благодаря своей резкости и искренности, по всей видимости, оставалась для Профферов самым авторитетным экспертом в русской литературе. Неоднократно Карл признается в прямом влиянии Мандельштам на свои редакторские решения.
«Из советских прозаиков «ее любимцами (с оговорками) были Зощенко и Платонов (последний возник из забвения во время нашего первого приезда в 1969 году)… Она познакомила нас с молодым филологом Е. Терновским, который дал нам машинописный экземпляр («Котлована» — Н. У.), мы переправили его и в 1973 году опубликовали впервые»[171]. В 1975 году «Ардис» также опубликует «Шарманку» Платонова. На английском в 70-е выйдут еще три его книги. Стоит также отметить, что репринты Зощенко и Пильняка станут одной из трех первых книг «Ардиса», опубликованных в 1971 году. Позднее «Ардис» издаст еще две книги Зощенко по-русски и три — по-английски.
В 1975 году Профферы «благодаря энтузиазму Н. Я.» издали на английском две пьесы драматурга Николая Эрдмана — «Мандат» и «Самоубийца» (русское издание «Самоубийцы» выйдет у них в 1980 году). «Постановка пьесы на Бродвее, с энтузиазмом принятая американской публикой, — результат разговоров Н. М. с нами за десять лет до этого»[172].
Важно, правда, отметить, что у Профферов даже в этих случаях было еще одно мнение (а может, несколько). В архиве «Ардиса» есть письмо известного театрального критика Константина Рудницкого, датированное 1972 годом, приятеля Копелевых, с которым Профферы познакомились уже в 1969 году. В этом письме Рудницкий в ответ на запрос Профферов дает высокую оценку обеим пьесам Эрдмана, хвалит Зощенко, но пишет, что Платонов — «писатель очень неровный по-моему»[173]. У самого Рудницкого в английской части «Ардиса» выйдет большое исследование, посвященное Мейерхольду (1981).
«Что до современных писателей, и особенно поэтов, Н. М. говорила, что о них у нее только поверхностное мнение, составленное наспех… — вспоминает Карл. — В случае четырех наиболее известных поэтов, трех официальных и одного «тунеядца»… ее суждения в целом совпадали с суждениями большинства наших знакомых. Евтушенко и Вознесенский, по общему мнению, переоценены — циничные оружия режима, — их репутация на Западе как либералов и даже диссидентов смешна»[174].
В данном вопросе Бродский согласен с Мандельштам. Он говорил Профферам, что «не стоит читать ни Евтушенко, ни Вознесенского, но в своем роде первый всe-таки лучше, потому что Вознесенский привлекает читателя только одним — каламбурами»[175]. Беллу Ахмадулину Надежда Яковлевна ценила и называла «чудной бабой»[176]. Бродский же, как помним, презирал и не мог простить ей брак с Евтушенко[177]. И это при том, что сама Ахмадулина, по свидетельству Карла, высоко Бродского ценила[178]. Да и Вознесенский тоже. Он потом будет искать при посредничестве Аксенова и Профферов расположения Иосифа[179].
Излишне говорить, что, невзирая на критические отзывы друзей, Евтушенко и Вознесенский так же, как и Ахмадулина, всегда были частью пейзажа советской литературы, который воссоздавали Профферы в RLT и антологиях.
C годами Бродский немного смягчился к Ахмадулиной. Михаил Барышников вспоминает, что он «очень тепло говорил о ней, правда, не о ее поэзии. О ее красоте, языке — она была несколько высокопарна». Тем не менее по отношению к Евтушенко Бродский будет вести себя просто неприлично. Уже в США, будучи влиятельным литератором, Бродский зачем-то станет распускать слухи о том, что Евтушенко работает на КГБ и виноват в его высылке из СССР. Он даже напишет письмо в Квинс-колледж, содержавшее откровенно ложные данные, с требованием отказать Евтушенко в месте (Эллендея называет это письмо «доносом»). В 1987 году Бродский выйдет из Американской академии искусств в знак протеста против приема в нее Евтушенко[180].
Однажды Бродский едва не разрушит своих исключительных отношений с Профферами. Причиной стал неоднозначный поступок поэта по отношению на этот раз к Василию Аксенову. Весьма популярный в СССР писатель в 1980 году был лишен советского гражданства. Профферы активно помогали ему встать на ноги: в частности, готовили к публикации его роман «Ожог». Издательство «Фарар, Страус энд Жиру» попросило Бродского прочесть рукопись «Ожога» и дать свой отзыв. Бродский написал им, что «роман говно». Карл был в ярости и предупредил Бродского, что обо всем сообщит Аксенову. Так он и сделал[181].
Жена Вячеслава Иванова, Cветлана, дочь Раисы Орловой и близкая подруга Эллендеи («Я после Тани Лоскутовой номер два», — говорит она про себя) рассказывала мне: «Аксенов был его (Бродского.
