Арабская поэзия средних веков - [57]

И разбавленным вином себя лечи.

«Сколь безмерна, повелитель, власть твоя!..»

^{140}

Сколь безмерна, повелитель, власть твоя!

Коль прикажешь — станем мы летать, как птицы

И поверь мне, клятвы не нарушу я:

Я ведь благороден, лгать мне не годится.

Спас меня ты, повелитель мусульман,

Как умелый врач больного лихорадкой,—

В наслажденья погружен, в туман, в дурман,

Я, бедняга, изнывал от жизни сладкой.

Добрые советы были мне не впрок,

Отличался я упрямством беспримерным,—

С материнским молоком впитав порок,

Следовал всю жизнь своим привычкам скверным

Повелитель, видел ты меня насквозь

И решил спасти поэта от напасти,

Но в итоге ухватил напасть за хвост

И не разглядел ее разверстой пасти,

Ибо ты ошибся в выборе людей

И не дураков послал ко мне с приказом —

Я же маг, певец, великий чародей,

У меня язык остер и светел разум.

Мне внимают юноши и старики

С удивлением, с восторгом небывалым,

И стихи мои журчат, как ручейки,

Жемчугами сыплются, сверкают лалом.

Людям я дарю то сладостный покой,

То волненье, то блаженное забвенье

И пред ними нескудеющей рукой

Рассыпаю драгоценные каменья.

Люди говорят: «Владыки дружат с ним,

Он прославился средь персов и арабов,

И огонь его горит, неугасим,

Вдохновляя сильных, согревая слабых.

Сочетались в нем и ум и широта —

Все ему понятно, все легко дается.

Он не сетует, когда мошна пуста,

Деньги раздобыв, над ними не трясется.

Женщины ликуют от его острот,

От серьезных слов становятся серьезней,

И к нему, премудрому, идет народ

И толпится у ворот до ночи поздней.

В годы юности он был силен и смел,

Львы пред ним дрожали и скулили в страхе.

Нас он песнями любви пленить сумел,

Но разгневался халиф, — и он — во прахе…»

Понял ты, о Махди, славный наш халиф,

В чем спасение, в чем гибель для поэта?

Впрочем, я теперь спокоен и счастлив,

Ибо без любви ни зла, ни грусти нету.

Абу Нувас

^{141}

«О ты, кладущий яйца куропатки…» Перевод М. Кудинова

О ты, кладущий яйца куропатки

Под курицу! Когда б твои повадки

Глазам ее открылись только раз,

За свой подлог остался б ты без глаз.

О ты, который, опыту не веря,

В солончаках решил сажать деревья,

Не видишь разве — зло царит вокруг.

О ком сказать ты можешь: «Вот мой друг»?

«Ты глыбой ненависти стал…» Перевод М. Кудинова

Ты глыбой ненависти стал,

Стоишь — не сдвинуть: крепче скал.

С тобой общаться — как на гору

Карабкаться в плохую пору.

Аллах, когда тебя лепил,

Не подсластил, не посолил.

Я разгадать тебя пытался,

Но, что ты, так и не дознался.

Смех тратить на тебя — грешно,

Воздать хвалу тебе — смешно.

Посмотришь на тебя, о боже!

Лицо с пометом птичьим схоже.

И если ночь ты пережил,

Пусть утром хлынет кровь из жил.

А если очутился в море,

Дай бог, чтоб утонул ты вскоре.

«Кубки, наши соколы…» Перевод М. Кудинова

Кубки, наши соколы,

За вином летают;

Лютни, наши луки,

Сладостно играют.

Наша дичь — газели,

Утренние зори,

А добыча — девушки

С нежностью во взоре.

С пылкими сраженьями

Наши ласки схожи,

И бои ведем мы

На любовном ложе,

Кровь не проливаем,

Без греха воюем,

Утром мы пируем,

Вечером пируем.

«О, как прекрасна эта ночь…» Перевод М. Кудинова

О, как прекрасна эта ночь и как благословенна!

Я пил с любимою моей, любви пил кубок пенный.

Я поцелуя лишь просил — она была щедрее,

От счастья я в ее отказ поверил бы скорее.

«Лицо его — словно луна…» Перевод М. Кудинова

Лицо его — словно луна, а к губам поднесенный

Сверкающий кубок похож на светильник зажженный.

Оружьем любви он увешан, и меч его взора

Дарован ему красотой для любовного спора.

Улыбка — кинжал его, брови — что выгнутый лук,

А копья-ресницы смятение сеют вокруг.

«Купил беспутство я…» Перевод М. Кудинова

Купил беспутство я, не понеся урона:

Мной благочестье было продано законно;

Я легкомыслие избрал поводырем,

Теперь уж до конца ходить мне с ним вдвоем.

Одну красотку с подведенными глазами,

С лицом как свет зари, горячую, как пламя,

Податливую христианку много раз

И в поздний час я целовал, и в ранний час.

Была красотка моему приходу рада

И знала хорошо, что ждет ее награда,

И открывала мне бутыли, где давно

Хранилось старое, но чистое вино.

Прошли пред ним века, не знавшие покоя,

Ему известен Ной и даже предки Ноя,

И я красавицу поил им, и она

Пьянела — но, клянусь, не только от вина.

«Старик отведал поутру…» Перевод М. Кудинова

Старик отведал поутру божественного зелья,

Что избавляет от забот и дарит нам веселье.

У мирозданья все цвета то зелье похищает,

И в кубке радугой горит, и взор наш восхищает.

Старик смеется и поет, и данью восхваленья

Должны стихи ему платить за этот смех и пенье.

Кувшин, и кубок, и бурдюк — для старика отрада.

За то, что он всегда хмельной, корить его не надо.

«Покуда взор мой…» Перевод М. Кудинова

Покуда взор мой полный кубок не узреет,

Нет радости ни в чем, ничто меня не греет.

Берут заботы в плен и на душе темно!

Оружья лучшего не сыщешь, чем вино!

А если бы вино ключом однажды стало,

Замки скупцов оно легко бы открывало.

Дни без него пусты и мрачны вечера,

И я пью вечером и снова пью с утра —

С вином не расстаюсь, и если ненароком

Ты укоришь меня, то в этом мало проку.

«Настало утро, и запели птицы…» Перевод М. Кудинова

Настало утро, и запели птицы.

О братья, не пора ли нам напиться?

Проспитесь же! Кувшин скорбит о том,

Что день грядет, а мы объяты сном.