Апрель, Варшава - [5]

Шрифт
Интервал

Прозвучал бархатный гонг, объявили начало регистрации на рейс.

— Пойдем. — Гаривас встал. — Договорим в самолете.

Сразу после взлета Гаривас уснул. Он проснулся через час. Стюардессы разносили соки и минеральную, Владик читал Алданова.

— Это что? — Гаривас зевнул.

— «Повесть о смерти».

— Хорошая книга.

— У него, кажется, и нет плохих книг.

— Плохих книг у него нет, но есть малоубедительные.

— Например? — высокомерно спросил Владик.

Гаривас знал, что Владик любит историческую романистику, а Алданова ставит выше всех.

— Например, «Начало конца».

— Да, — неохотно согласился Владик. — Да, это фантазия на вольную тему. — Потом он сказал: — Владимир Петрович, так что там с Шимановским?

— Стась работает в «Часописма Варшавска», у него своя колонка. Написал прекрасную книгу о Бур-Комаровском.

— Нет, я про свидетеля и про статью.

— Про статью вот какая история… Я хочу дать такой материал, чтобы там были воспоминания поляка, «аковца».

— Но мы, вроде, готовим материал о восстании в гетто?

— Это гетто находилось в польской столице, — напомнил Гаривас.

— А о польском Сопротивлении мы станем писать?

— Из песни слов не выкинешь. Поляки дрались отчаянно. И в тридцать девятом, и позже.

— Отчаянно дрались в Сталинграде. И на Курской дуге.

— Погоди…

— «Аковцы» ждали «с оружием у ноги», — обвинительно сказал Владик.

— До поры ждали. Но ни у одной сволочи не повернется язык утверждать, что «аковцы» отсиживались на печи.

— Хорошо, не будем об этом. Значит, Шимановский нашел свидетеля?

— Да. Очень старый человек, воевал в «Армии Крайовой».

— А… — Владик понимающе улыбнулся. — Ясно. Герой-антисемит, да? Такую статью вы задумали?

— Торопыгин ты, Владик, — укоризненно сказал Гаривас. — Как есть — торопыгин.

За иллюминатором ослепительно светило белесое солнце. Еле заметно глазу плыла назад, под серое алюминиевое крыло в заклепках, бесконечная пуховая равнина.

— У моего друга Бравермана… — Гаривас отклонил спинку сиденья и постарался вытянуть ноги. — Ты знаешь Григория Израилевича?

— Да, конечно.

— У профессора Бравермана работал доктор — Виктор Иванович Бушко. Мы с ним были знакомы еще по институту. Тебе ведь известно, что я по образованию врач?

— Да.

— Витя Бушко воевал в Афганистане. Восемь месяцев. Он до института отслужил срочную. Мы встретились лет через десять после выпуска. Это было в Крыму, мы с друзьями снимали дом в Гурзуфе, а Витя с женой и дочкой отдыхал в Ай-Даниле. Они меня пригласили поужинать. Там, в Ай-Даниле, был приятный ресторанчик под открытым небом. Название еще такое приблатненное, «У Валеры». Мы с Витей засиделись, пили коньяк. Неплохой, кстати, коньяк, так и называется — «Ай-Даниль». И Витя немного рассказал мне про Афганистан. — Гаривас произнес со значением: — Он был пулеметчиком.

— У Гольца брат служил в Афганистане. Сапером. Извините, я перебил.

— Так вот, он был пулеметчиком. И он расстреливал.

— Вы ж сами сказали — пулеметчик…

— Ну и вот. — Гаривас потер бок. — Окружают деревню, выгоняют из домов людей. Было нападение на колонну, или какая-то диверсия в том районе… Людей выгоняют под пулеметы и расстреливают. Витя сказал, что в первый раз, как дали команду — он зажмурился. Это был второй или, может быть, третий его выход «на боевые», он лежит за пулеметом, дают команду «огонь». Парню девятнадцать лет, ему дали команду, перед ним живые люди… Он зажмурился. И ему с двух сторон — сапогами по голове. От души, чтоб не зажмуривался, чтоб службу понимал. Ухо порвали, выбили зуб.

— К чему вы это?

— Мы с Витей тогда проговорили до самого утра. Я лепетал какие-то глупости… — Гаривас поводил ладонью из стороны в сторону. — «Мирное население», «вьетнамский синдром». А Витя мне на это: не лезь. Не рассуждай.

— Владимир Петрович, какая тут связь? Мы говорили про Польшу.

— А такая связь, дружок. Невозможно объединить одной моралью человека воюющего и человека мирного, штатского. Умничать можно, говорить веские слова… Но если хочешь судить честно — будь любезен, пройди с воюющим человеком от Днепра до Одера. А потом уже рассуждай, потом уже суди. Или под Кандагаром каким-нибудь… При плюс сорока, по горам. Чтоб один рисовый суп неделями, а баня — праздник… Гепатит, дизентерия, политотделы, фурункулез… И смерть каждый день. — Гаривас замолчал, подумал: что-то я разошелся, слышал бы меня Бушко. — Вот сначала все это, а потом суди.

— Так черт знает до чего можно договориться! — сердито сказал Владик. — Так все можно списать. Любое зверство.

Гаривас покачал головой.

— Или сам похлебай войны, или не трепись — вот это имел в виду Витя Бушко.

— А при чем тут Варшава?

— Тебе же известна общепринятая версия. «Аковцы» равнодушно наблюдали уничтожение гетто.

— Это не так?

— Скорее всего, это так.

— Тогда в чем парадокс?

— Так нет же никакого парадокса! — сказал Гаривас — У «аковцев» была своя война. Их убивали, они дрались… Я не трибунал, понимаешь? Ни Нюрнбергский, ни Гаагский.

* * *

Стась вел ухоженный, ностальгических обводов «Форд Гранада» по Краковскому Предместью.

— Красивое здание, — сказал Владик. — Вон там, справа.

— Это дворец Радзивиллов. — Стась поправил зеркало заднего вида. — В это время года Варшава особенно хороша.


Еще от автора Павел Рафаилович Сутин
Эти двери не для всех

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Апостол, или Памяти Савла

Христианство без Христа, офицер тайной службы, которому суждено предстать апостолом Павлом, экономическое и политическое обоснование самого влиятельного религиозного канона на планете – в оригинальном историческом детективе, продолжающем традицию Булгакова, Фейхтвангера и Умберто Эко.


9 дней

Вскрыв запароленные файлы в лэптопе погибшего друга, герои романа переживают ощущения, которые можно обозначить, как «world turned upside down». Мир персонажей переворачивается с ног на голову, они видят абсолютно достоверные документы, фотографии и видеозаписи, демонстрирующие трагичные повороты их судеб, — притом, что ни одно событие, отраженное в этих файлах, никогда не происходило.Этот роман — не научная фантастика, не метафизические изыски и не детектив. Это излюбленный жанр автора, который в американской литературе некогда был назван «true story which never happened» — совершенно правдивая история, которая в принципе не могла случиться.


Рекомендуем почитать
Отранто

«Отранто» — второй роман итальянского писателя Роберто Котронео, с которым мы знакомим российского читателя. «Отранто» — книга о снах и о свершении предначертаний. Ее главный герой — свет. Это свет северных и южных краев, светотень Рембрандта и тени от замка и стен средневекового города. Голландская художница приезжает в Отранто, самый восточный город Италии, чтобы принять участие в реставрации грандиозной напольной мозаики кафедрального собора. Постепенно она начинает понимать, что ее появление здесь предопределено таинственной историей, нити которой тянутся из глубины веков, образуя неожиданные и загадочные переплетения. Смысл этих переплетений проясняется только к концу повествования об истине и случайности, о святости и неизбежности.


МашКино

Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.


Сон Геродота

Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.


Совершенно замечательная вещь

Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.


Камень благополучия

Сказки, сказки, в них и радость, и добро, которое побеждает зло, и вера в светлое завтра, которое наступит, если в него очень сильно верить. Добрая сказка, как лучик солнца, освещает нам мир своим неповторимым светом. Откройте окно, впустите его в свой дом.


Домик для игрушек

Сказка была и будет являться добрым уроком для молодцев. Она легко читается, надолго запоминается и хранится в уголках нашей памяти всю жизнь. Вот только уроки эти, какими бы добрыми или горькими они не были, не всегда хорошо усваиваются.