Апрель, Варшава - [2]

Шрифт
Интервал

«Выбирайте слова!»

«Я выбираю».

«Ни черта вы не выбираете!»

«Прошу вас не повышать на меня голоса. За новеллу спасибо, поставлю ее в майский номер. Послушайте, Мира… Почему вы на меня давите, а? Почему я в разговоре с вами всегда чувствую себя виноватым? Мы дали материал о войне Судного Дня, мы доказательно утверждали, что сирийцы убивали пленных. Их посольство представило ноту. Нота сирийского посольства — она, по-вашему, не свидетельствует о том, что мой журнал занимает позицию однозначную и окончательную?»

«Погодите…»

«Нет, это вы погодите. Я, поверьте, горжусь тем, что у моего журнала хорошая репутация. Но ко мне же ходят, как в кассу взаимопомощи! А я, между прочим, не приемная Калинина и не академик Сахаров! Ведь что получается?.. Нет, уж вы послушайте! Наступает годовщина высылки крымских татар — и ко мне приходят крымские татары, человек триста, и требуют, чтобы была статья! Годовщина оккупации Эстонии… Минуту, Мира! Не перебивайте. Я вас не перебивал. Итак, годовщина оккупации Эстонии. Из посольства приезжает Тыну Тамм. Он пьет со мной чай, пьет со мной виски „за нашу и вашу свободу“ и говорит… Вы же знакомы с Тыну? Знаете, да, как он это говорит? „Нефосмошно, штоппы „Фремя и мир“ не осфетил этту тракеттию“. И все утверждают, что у меня порядочный журнал, и всем я что-то должен».

«Так… Спасибо за чай».

«Ладно, Мира, полно вам…»

«Всего доброго».

«Мира, ну ей-богу…»

«Не трудитесь, провожать не надо».

Немудрено, что она забыла берет.

— Ты иди пока, — велел Гаривас. — Я дождусь звонка и тебя позову.

Гаривас видел, как Владик остановился возле стола Янгайкиной. Она писала об учредительном съезде новолиберального союза. Владик показал пальцем строку на мониторе. Ира подняла голову, что-то сказала, они с Владиком беззвучно рассмеялись.

Гаривас открыл синюю папку.

«…Крест Армии Крайовой представляет собой посеребренный греческий крест с очень широкими плечами. На лицевой стороне креста в центральной его части помещен большой пятиугольный щит, обрамленный бортиком. В центре щита изображен „якорь“, составленный из стилизованных букв „Р“ и „W“ (Polska Walczaca), расположенных друг над другом. „Якорь“ окружен венком из ветвей лавра. На заднем плане композиции изображен фрагмент кирпичной стены. Оборотная сторона идентична лицевой, с той лишь разницей, что в центре щита помещена надпись в четыре строки: „1939 ARMIA KRAJOWA 1945“.

Плечи креста с лицевой и оборотной сторон покрыты мелкой насечкой, ребра которой перпендикулярны осевым линиям креста…»

Не то… Он отложил лист, взял другой.

«…В первый день заседания Ставки 2-я танковая армия, развивая наступление на левом фланге 1-го Белорусского фронта, неожиданно столкнулась с мощными силами противника. В завязавшейся в последующие дни на линии Седлец — Минск — Мазовецкий упорной борьбе опрокинуть контратакующие танки противника не удалось. На узком участке фронта враг создал значительное превосходство в силах, нанес урон передовому корпусу 2-й танковой армии…»

Это из мемуаров Штеменко. Не то. Вчера Гаривас просил Янгайкину сделать подборку по Варшаве, а девочка сгребла всю Польшу с тридцать девятого по сорок пятый. И Первую Польскую Армию, и дивизию имени героев Вестерплятте, и Армию Андерса, и Армию Людову. Гольц сказал, что сидела дотемна. Ненужное усердие. Добросовестная девочка, смотрит в рот, пишет все лучше и лучше, но заставь дурака богу молиться… Где же это? А, вот.

«…Руководитель Z. Z. W. Давид Аппельбаум был предупрежден о предстоящей акции. Он сообщил об этом председателю юденрата Чернякову и предложил оказать сопротивление. В июле 1942 года состоялось собрание общественности гетто, на котором присутствовали Черняков со своим заместителем Лихтенбаумом, а с докладами выступили…»

«И что? — подумал Гаривас. — Как быть? Что написать? Мира права — надо ли по сотому разу талдычить общеизвестное? Господи, воля твоя, а надо ли вообще кому-то что-то объяснять?»

Как-то раз «замглавного» одной оппозиционной газеты (до такой степени оппозиционной, что это ее свойство безнадежно подавило здравомыслие редколлегии) сделал Гаривасу упрек. Тот «замглавного» был потомственный москвич, выпускник филфака, хиппи в семидесятых, политолог в девяностых и мусульманин в итоге. И еще он был игруля. Таким все равно, во что играться — лишь бы можно было до изнеможения поговорить. Такие играются в православие, во всякого рода радикализм, в обожание РОДИНЫ (одной заглавной буквы в этом слове им, самозабвенным, недостаточно), в дзен-буддизм, рок-н-ролл — во что угодно. Самые энергичные из них, в особенности те, что имеют отношение к формированию общественного сознания, могут зайти в своей говорильне достаточно далеко. Гаривас встретил этого человека в Домжуре, дело было как раз после ноты сирийского посольства. «Знаете, что я вам скажу, Володя… — „замглавного“ огладил рыжеватую бородку. — Тенденциозность — это грех. Вы все-таки не забывайте, что работаете главным редактором, а не евреем». Гаривас ответил: значит так, для всех недоумков, для всех, блядь, эйхманов и арафатов он, Гаривас, всегда будет таким ЕВРЕЕМ, что любавичский ребе отдыхает. И добавил: да, и как в том анекдоте, кстати, это и к вам относится.


Еще от автора Павел Рафаилович Сутин
Эти двери не для всех

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Апостол, или Памяти Савла

Христианство без Христа, офицер тайной службы, которому суждено предстать апостолом Павлом, экономическое и политическое обоснование самого влиятельного религиозного канона на планете – в оригинальном историческом детективе, продолжающем традицию Булгакова, Фейхтвангера и Умберто Эко.


9 дней

Вскрыв запароленные файлы в лэптопе погибшего друга, герои романа переживают ощущения, которые можно обозначить, как «world turned upside down». Мир персонажей переворачивается с ног на голову, они видят абсолютно достоверные документы, фотографии и видеозаписи, демонстрирующие трагичные повороты их судеб, — притом, что ни одно событие, отраженное в этих файлах, никогда не происходило.Этот роман — не научная фантастика, не метафизические изыски и не детектив. Это излюбленный жанр автора, который в американской литературе некогда был назван «true story which never happened» — совершенно правдивая история, которая в принципе не могла случиться.


Рекомендуем почитать
Волк

Драматические события повести Петра Столповского «Волк» разворачиваются в таёжном захолустье. Герой повести Фёдор Карякин – из тех людей, которые до конца жизни не могут забыть обиду, и «волчья душа» его на протяжении многих лет горит жаждой мести...


Про Кешу, рядового Князя

«Про Кешу, рядового Князя» — первая книга художественной прозы сытывкарского журналиста Петра Столповского. Повесть знакомит читателя с воинским бытом и солдатской службой в мирное время наших дней. Главный герой повести Кеша Киселев принадлежит к той части молодежи, которую в последние годы принято называть трудной. Все, происходящее на страницах книги, увидено его глазами и прочувствовано с его жизненных позиций. Однако событийная канва повести, становясь человеческим опытом героя, меняет его самого. Служба в Советской Армии становится для рядового Князя хорошей школой, суровой, но справедливой, и в конечном счете доброй.


Уроки норвежского

Сюжет захватывающего психологического триллера разворачивается в Норвегии. Спокойную жизнь скандинавов всё чаще нарушают преступления, совершаемые эмигрантами из неспокойных регионов Европы. Шелдон, бывший американский морпех и ветеран корейской войны, недавно переехавший к внучке в Осло, становится свидетелем кровавого преступления. Сможет ли он спасти малолетнего сына убитой женщины от преследования бандой албанских боевиков? Ведь Шелдон — старик, не знает норвежского языка и не ориентируется в новой для него стране.


Братья по крови

Это конец. Он это понял. И последняя его мысль лихорадочно метнулась к цыганке, про которую он уже совсем забыл и которая неожиданно выплыла в памяти со своим предсказанием — «вы умрете в один день». Метнулась лишь на миг и снова вернулась к Маше с Сергеем. «Простите меня!..»***Могила смотрелась траурно и величественно. Мужчина взглянул на три молодых, улыбающихся ему с фотографии на памятнике лица — в центре девушка, обнимающая двух парней. Все трое радостные, участливые… Он глубоко вздохнул, попрощался со всеми тремя и медленно побрел обратно к машине.


Пять сантиметров в секунду

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Тополь цветет

В книгу Марины Назаренко вошли повести «Житие Степана Леднева» — о людях современного подмосковного села и «Ты моя женщина», в которой автору удалось найти свои краски для описания обычной на первый взгляд житейской истории любви немолодых людей, а также рассказы.