Апостол свободы - [125]

— Дьякон, на вчерашнем допросе ты показал, что не собирал денег на оружие. Димитр говорит, что кроме денег, которые ты получал от других комитетов, он сам, из рук в руки, передал тебе двадцать пять тысяч грошей на оружие. Что ты скажешь на это?

Однако Левский не видел оснований признаваться и в этом.

— Деньги, собранные со мной или без меня, посылались Ловечским комитетом в Бухарест. Они предназначались на расходы, а не на оружие. Деньги, полученные от Димитра, я отослал туда же.

— Марин, содержатель кофейни, является членом комитета или нет?

— Когда я с Ваньо-портным выходил в поля, Марин приходил тоже. Ваньо сказал ему, что я из Тырново, Может, он и был членом комитета, я не знаю.

Затем суд вызвал Анастаса Хинова, который подробно описал их встречи, в том числе тот день, когда они достали с чердака у Марина яблоки и вместе их ели, Левский с презрением пренебрег показаниями Анастаса и лишь кратко возразил против той их части, где упоминались имена. Тогда суд решил предъявить ему обвинение в убийстве в Ловече. Единственным свидетелем был Вутю, и Левский твердо отрицал, что имеет какое-то отношение к этому убийству.

— В Ловече я услышал, что убили человека Говорили, что три человека в красном вошли в дом и убили парня. Потом я поехал в Тетевен и там слышал то же самое. После этого я получил письмо от Ловечского комитета, в котором говорилось «Не приезжай сюда, потому что здесь убили одного парня; власти делают обыски, и у нас опасно».

— Какая тебе была опасность, если ты не убивал? Что тебе могли сделать?

— Они сказали, что поскольку я из комитета, власти могут меня схватить.

— Но если не подозревали других комитетских, почему должны подозревать тебя?

— Они могли заподозрить меня потому, что я был чужим в тех местах.

— Если человек из Видраре, который был с тобой, придет и скажет это тебе в лицо, что ты на это скажешь?

— Что он может сказать, когда меня там не было?

Вутю предстал перед судом и описал налет во всех подробностях.

— Дьякон, ты слышал и понял, что говорил Вутю Ветьов. Что ты на это скажешь?

— Я слышал, что он говорил, но человека в Ловече убил не я.

— Для чего ему обвинять тебя и свидетельствовать против тебя, а не кого-либо другого?

— Я вижу, что каждый сваливает на меня вину за все, что было. Этот тоже говорит: «Он сделал то и он сделал это», но я не убивал. Этот Вутю Ветьов привозил мне письмо, в котором говорилось про убийство, и передал его мне на постоялом дворе в Правеце.

Пятый и последний день суда был посвящен вопросам общего характера. Левский сказал комиссии, что письма, посылавшиеся в Бухарест, содержали статистические сведения, которые Центральный комитет должен был рассматривать. Этот комитет собирался призвать мусульман к тому, чтобы они поддержали болгар, и если они согласятся, с ними не случится ничего плохого, а если откажутся, тогда болгары восстанут и против них тоже. Сигнал к восстанию подаст Центральный комитет, когда найдет нужным. Левский вкратце описал, как принимали в комитеты новых членов, и закончил так:

— Это все, что я запомнил из устава. Может быть, там было и другое, но я не помню.

На вопрос, каким показалось ему настроение в народе во время поездок, Левский ответил:

— Ученые болгары, которые ждали прогресса от просвещения, думают, что требовать своих прав силой оружия опасно и неправильно. Они считают, что вместо этого нужно добиваться прогресса и образования, как и всего остального, от государства, а помощи других народов избегать. И потому они держатся в стороне от наших комитетских дел. Крестьяне, у которых земли заложены и перезаложены за сотню грошей, а через несколько лет надо выплачивать тысячи, думают иначе. Вместо десяти телег сена сборщик налогов записывает пятнадцать, потому что ему помогает местный мухтар-староста. А сборщики налогов на скот пишут вместо десятка овец пятнадцать. Эти крестьяне в таком тяжелом положении, что предложи им какой хочешь бунт, и они пойдут, куда позовешь, в надежде избавиться от этого зла. Таковы мои впечатления.

— Одобрил ли ты мнение ученых людей?

— Да, и увидел, что мы выбрали неправильный путь. Какое-то время я даже собирался поехать в Цареград и явиться к властям, чтобы рассказать им, какое у народа бремя; я надеялся, что можно будет найти средство им помочь. Я уже давно понял, что обращаться за помощью к другим государствам очень опасно для нашего народа.

Левский вернулся к исходной точке, с которой и начал давать показания: законные жалобы крестьян на налоги и коррупцию и хищнические амбиции соседей Турции. Снова и снова он старался убедить судей в том, что главная забота комитетов — экономическая несправедливость и угроза национализма на Балканах; комитеты ничем не угрожают целости владений султана.

Стоян Заимов, которому позднее удалось побеседовать с хаджи Иванчо Пенчовичем, приводит дополнительные подробности о допросе Левского.

— Разве вы не удовлетворены церковными свободами и правами, предоставленными Болгарии ферманом, что предпочли бунт?

— Пользы от предоставленных нам церковных прав не больше, чем от ослиной тени! В этой тени хорошо только старикам, старухам и конак-чорбаджиям. Мы, молодые люди, хотим политических прав и свобод, и эти права нельзя получить без бунта.