Апостол свободы - [109]
С 10 по 25 декабря он прятался в окрестностях Трояна, а отца Давида послал на разведку в Ловеч. Именно в это время он пишет письмо Орханийскому окружному центру. Он пишет также Большому и просит его передать всем, кого Общий знает, быть начеку и не ночевать дома, и наконец пишет в Ловечский комитет письмо, которое оказалось последним.
Глава третья
По сей день определенные подробности мрачных событий в Ловече не выяснены до конца. Но хотя двух — трех деталей страшной головоломки не хватает и разыскать их по-видимому уже никогда не удастся, это не мешает восстановить картину происшествия в целом.
После того, как общее собрание в Бухаресте приняло устав организации, Ловеч утратил особый статут. Однако для большинства ее членов Ловечский комитет оставался главным комитетом и в практической работе служил штаб-квартирой Левского. Ловеч находится недалеко от орханийской округи, и неудивительно поэтому, что полицейское расследование, начатое в связи с Арабаконацким инцидентом, вызвало в городе серьезную тревогу. Она выразилась в письме Левскому от 7 октября, подписанном председателем комитета, каковым в то время, по-видимому, оказался поп Крыстю[231].
Поп Крыстю, которому предстояло стать главным действующим лицом трагедии, уже давно был связан с революционным движением. Он получил хорошее образование, интересовался литературой, сам писал стихи. Учился он в Белграде, там же встретился с Раковским и первым познакомил жителей Ловеча с его произведениями. Прежде, чем принять духовный сан, Крыстю занимался торговлей, а также играл активную роль в кампаниях против греческого митрополита Ловеча. Левский был высокого мнения о попе Крыстю, восхищался его эрудицией и писательскими талантами и рекомендовал его Каравелову как человека, который мог бы издавать легальную газету в Болгарии. Коротко говоря, это был человек, пользовавшийся всеобщим уважением и доверием тех, с кем делил чреватые опасностью тайны комитета.
Однако осенью 1872 года попа Крыстю одолевали заботы. Два года тому назад он купил дом в рассрочку, и теперь подошел срок погашения долга. У самого Крыстю не хватало средств для выплаты долгового обязательства, и он позаимствовал нужную сумму из кассы комитета, которая была ему доверена. За этот поступок, по уставу, полагалась смертная казнь. Правда, он признался в том, что попользовался комитетской кассой; когда Левский потребовал комитетские суммы, Крыстю ответил, что он взял их взаймы «на несколько дней». Скрупулезно честный во всем, что касалось общественных средств, Левский разгневался и потребовал, чтобы поп Крыстю немедленно возместил взятую сумму.
Тревожило Крыстю и другое. Он возражал против насилия и пережил глубокое потрясение в связи с убийством дьякона Паисия — коллеги, которого лично знал, а также с убийством в Ловече. В первом случае Крыстю считал, что к духовному лицу нельзя подходить с обычными мерками, а во втором его беспокоило то, что человек, павший жертвой насилия, был ни в чем неповинен. Крыстю не давало покоя, что организация все чаще прибегала к террору, и несчастья, обрушившиеся на нее после араба-конацкого ограбления, лишний раз укрепили его убежденность в том, что этот метод неразумен и является моральным злом. Точку зрения попа Крыстю можно рассмотреть на фоне того, как изменилось в те годы положение болгарской церкви, В 1870 году продолжительная борьба за ее независимость закончилась победой. Султан подписал ферман об учреждении самостоятельной болгарской экзархии. В 1872 году, после новых столкновений с греками, был избран первый болгарский экзарх, получивший аудиенцию у султана. В борьбе принимал и участие все — и «старые», и «молодые», однако после 1870 года те, кто верил в необходимость эволюции болгарского народа на основе просвещения, были готовы удовлетвориться достигнутым. Болгарская церковь постепенно утрачивала воинствующий характер и переходила к респектабельному существованию под самодержавием султана. Тем самым единственная область, в которой было возможно сотрудничество консерватора и революционера, перестала существовать, и пропасть между ними еще больше углубилась. Некоторые революционеры даже отвергали зкзархию, а Каравелов заметил: «Свобода не хочет экзарха, ей нужен Караджа».
Поп Крыстю оказался в двух лагерях сразу. С одной стороны, он был слугой церкви, которая своим существованием была обязана султану и вступала в период мирного развития; с другой стороны, он был членом революционной организации, вступавшей в этап острой борьбы. Будучи служителем церкви, он не подвергал сомнению ее истины, такие, как неприкосновенность особы священнослужителя, и божьи заповеди «Не убий» и «Не укради» (здесь можно бы заметить, что в святом писании ничего не говорится о том, что нельзя брать взаймы!). Ему был чужд подход Левского, полностью светский и диалектический, согласно которому воровство и убийство не были грехом в определенных обстоятельствах. Есть какая-то ирония в том, что он считал вором и убийцей Левского — самого гуманного и справедливого из всех, кто сделал революцию своей профессией, человека, ненавидевшего насилие и превыше всего ставившего человеческую жизнь. Трагическая гибель парня в Ловече тревожила Левского не меньше, чем Крыстю; Левский знал, что сначала уговаривал свою жертву и просил замолчать, — тогда ему не будет никакого вреда; но парень продолжал вырываться и кричать, и когда стало ясно, что их с Вутю вот-вот схватят, у него не оставалось иного выбора и он пустил в ход кинжал
