Апокалипсис - [36]

— Собирайся! — скомандовал Самурай, смотря сквозь бабку, словно ее и не было вовсе. Катя, не понимая, что нужно делать, продолжала сидеть, не шелохнувшись. — Мне еще раз повторить?

— Что, пес, снова приказ получил от своего хозяина? — старуха поднялась на цыпочки, вывалила язык, прижала руки к груди и стала часто и громко дышать, изображая собачонку, которой приказали «служить». Внезапно прекратила, подошла к нему почти вплотную и ткнула в грудь кривым указательным пальцем. — Он вас всех в ад затащит. Всех до единого. Попомни мои слова. И побойся Бога.

— Пойдем, — Самурай схватил девчонку за руку и вывел на улицу.

— И канет все в бездну, когда встретятся две силы. И рухнет мир старый, чтобы очистить пространство для мира нового. Не верь ему. Не верь! — прокричала бабка вслед.

— Шагай давай, — толкая Катю в спину, произнес Шона и захлопнул за собой дверь.

Снова пошел снег и поднялся ветер. На ночь все электричество перенаправляли на два прожектора, так что остальные обитатели блокпоста 44 довольствовались свечами или керосиновыми лампами. Катя брела, подгоняемая тычками в спину. Подошли к уже знакомому дому. Шона открыл дверь, кивнул головой, давая понять, чтобы она проходила. Девочка недоверчиво посмотрела на него.

— Ступай, — пихнул он ее вперед и закрыл за ней дверь.

— Проходи, не бойся, — послышался из освещенной комнаты голос Луция.

Она с опаской направилась к нему. Генерал сидел перед печью, смотря на огонь. Рядом лежал меч, чуть дальше на стуле висел плащ, на полу сложены доспехи. Крепкое мускулистое тело было окутано странной мглой, будто исходящей из него. Он потянулся за мечом, и девочка замерла в оцепенении.

— Да не бойся ты, не трону.

Достав из-под печки точильный камень, Луций провел им по клинку, коснулся пальцем, вытянул руку вперед. Кончик лезвия замер над пламенем, переливаясь и отражая яркое свечение огня.

— До утра будешь со мной, вон твое место, — он кивнул в дальний угол, где стояла железная кровать, которой, наверное, было лет триста. Поверх металлической сетки лежали два овечьих бушлата. — Ложись, вставать рано, — монотонно добавил он и снова принялся натачивать клинок.

Катя попятилась к кровати, не сводя с Луция взгляда, нащупала рукой бушлаты, присела. Металлическая сетка издала дребезжание и провалилась под ее весом. Луций замер, словно вслушиваясь в этот звук, и наконец взглянул на девочку.

— Наговорила тебе, небось, бабка про меня всякого? Старая она совсем стала, из ума выжила. Она прядет шерсть, чтобы связать мне носки? Конечно прядет. Она всегда садится за веретено, когда ей становится совсем худо. Ну, ты понимаешь, — он покрутил пальцем у виска. — Я не злюсь на нее, дозволяю ей многое. Кто знает, какие мы будем в старости? Ты на нее внимания не обращай, она иногда такое несет, что самому страшно становится. Последнее время ей демоны мерещатся повсюду, а иногда так вообще думает, что это я само зло. — Он усмехнулся. — Да, я творю зло, но только во благо. Нельзя пожарить яйцо, не разбив скорлупы. Ты это поймешь. С этого дня ты будешь рядом со мной, пока мы не прибудем в Новый Рим. — Он снова принялся точить клинок.

— Я тебе не верю. Ни одному твоему слову, — робко возразила Катя.

— Твое право.

— Он придет за мной, — сквозь накатившиеся слезы прошептала она.

— Я очень на это надеюсь.

Давно перевалило за полночь. Луций, убрав меч в ножны, каменным монументом сидел у печи. Его тело оживало лишь в тот момент, когда нужно было подкинуть дров. Катя как могла боролась со сном. Ей казалось, что только она закроет глаза, и этот зверь в человеческом облике кинется на нее, начнет рвать ее тело, швыряя куски в разные стороны. Сейчас он сидит у печи, а через секунду проявит себя, покажет именно с той стороны, про которую ей рассказала старуха. Но генерал продолжал сидеть неподвижно, а усталость брала верх. Катя даже не поняла, как провалилась в объятия Морфея.

* * *

Сколько ей было лет, когда ее спасли Виктор и Максимыч? Пять, а может, шесть. Она очень смутно помнила то, что тогда происходило. Менялся мир, а вместе с ним и люди. Вскоре все перестали помогать друг другу. Стремиться выжить лишь самому стало нормой для человека. Ее семья пробиралась на юг вместе с группой человек в сто в поисках лучшей доли. Убегали с насиженного места: на их стоянку напала крупная и жестокая группировка, называвшаяся «волками» и считавшая себя санитарами мира. Все себя кем-то считают… После нападения уцелели немногие, остальных перебили, взяли в плен. А ведь раньше их община была многолюдной, и все жили хорошо, всего хватало. А теперь они были вынуждены спасаться лишь потому, что кто-то возомнил себя лучше других. Шли, ведомые мечтой о Новом Риме. Шли сутками напролет, отдыхали только по часу и снова в путь, пытаясь оторваться от смерти. Но разве от нее убежишь? «Волки» не оставляют в живых раненого зверя, стая всегда преследует добычу до последнего ее вздоха.

Когда в темноте появился свет фар и послышался звук моторов, стало понятно, что это конец. «Волки» настигли их. Началась паника. Раздались радостные крики преследователей и первые выстрелы. Отец схватил Катю на руки и кинулся прочь что было сил, а она смотрела через его плечо и не понимала, почему все так кричат и бегают и что это за яркие лучи пронизывают темноту.