— Сто пятьдесят тысяч! — поднялся во весь рост мулат, не удостоив перса даже взглядом.
— Сто пятьдесят — раз, два… три! — заторопился председатель, запинаясь и не веря сам своим ушам и даже забыв повторить еще два раза слова «сто пятьдесят».
— Продано! — воскликнул он и ударил молотком по гонгу. — За сто пятьдесят тысяч!
Поднялся невообразимый шум, все сидящие повскакивали со своих мест, возбужденно переговариваясь и во все глаза таращась на Анжелику и ее покупателя, качая головами или воздевая руки кверху, призывая Аллаха, — никто из них за свою жизнь даже и думать не мог, что такая огромная сумма может быть отдана за одну только женщину, пусть и прекрасную.
Разъяренный Сулейман вскочил с места, набрал в легкие воздуха и заорал изо всех сил:
— Тихо!..
Когда все недоумевающе уставились на него и гомон потихоньку стих, перс продолжал:
— Этого человека здесь никто не знает. А может быть, у него и денег-то нет, пусть покажет, чем он будет платить!
Гигант-мулат встал, нагнулся и легко поднял большой, окованный металлом ларец, стоявший у него в ногах. Поставил на сиденье и откинул крышку.
Груда сверкающих золотых цехинов почти доверху заполняла его. Мулат погрузил в него руку, поднял большую пригоршню монет в воздух и небрежно разжал пальцы. Монеты со звоном посыпались в ларец. Некоторые, подскакивая, покатились по сиденьям вниз, но мулат не обратил на это никакого внимания. Сидящие ниже купцы, воровато оглядываясь, хватали их или наступали, словно невзначай прижимая ногами к полу.
— У меня здесь пятьсот тысяч цехинов! — хриплым голосом насмешливо крикнул мулат. — Если угодно — считайте!
Председатель подошел к ларцу, потрогал монеты, попробовал сдвинуть его с места И не смог, покачал головой в изумлении от увиденной груды золота, взял одну монету, попробовал ее зубами и, повернувшись к притихшим присутствующим, громко крикнул:
— Она продана!.
Мулат отсыпал, не считая, одну треть золота, находившегося в ларце, на стол Председателя и в сопровождении своих спутников подошел к Анжелике, набросил на нее темный, но богатый плащ и, подняв, как пушинку, посадил в закрытые носилки, которые внесли на площадку четверо дюжих мужчин.
Видя, как уносят предмет его вожделений, Сулейман подскочил к де Скренвилю, который вместе с помощником уже третий раз пересчитывал монеты, не веря, что мулат дал даже больше ста пятидесяти тысяч, и брызгая слюной, закричал:
— Вы обещали ее мне!
— Но дорогой мой друг, — возразил капитан, с блаженным видом перебирая монеты. — Торг есть торг!
— Я не прощаю, когда меня так нагло обманывают! — с угрозой сказал перс.
Де Скренвиль знал, что это так, да и в будущем Сулейман, являющийся крупным перекупщиком живого товара, мог еще пригодиться, поэтому он примиряюще похлопал его по плечу, отвел в сторону и стал о чем-то с ним шептаться.
Результатом секретного разговора явилось то, что два члена из команды маркиза начали следить за неизвестными людьми в кожаных камзолах во главе с мулатом.
Анжелику доставили в караван-сарай на окраине Калди, где весь отряд пересел на крепких лошадей и отправился в неизвестном направлении.
Анжелике предоставили великолепную арабскую лошадь и обращались с ней так почтительно, что она немного воспряла духом после позорного торжища, и в ней затеплилась надежда бежать, но стерегли ее внимательно.
В отдалении, прячась за скалами и деревьями, за отрядом следовали два всадника.
Путешествие длилось несколько часов. Дорога шла, между живописных скал и ущелий, покрытых вечнозелеными кустарниками и деревьями.
Уже почти стемнело, когда отряд приблизился к белоснежному дворцу, построенному в мавританском стиле, окруженному со всех сторон великолепным парком с благоухающими деревьями. Стройные кипарисы обрамляли широкую мраморную лестницу, ведущую от дворца в нижнюю часть парка, с разнообразными клумбами и тенистыми аллеями, с многочисленными скульптурами и фонтанами, освежающими воздух.
Это было сказочное по красоте место, где чувствовался тонкий вкус владельца и тщательный уход. Совсем рядом шумело море, на котором серебрилась лунная дорожка.
Молчаливые спутники, не проронившие ни слова за дорогу, бережно помогли Анжелике спуститься на землю и исчезли во мраке, уведя лошадей. Мулат низко поклонился и тоже скрылся в одной из аллей парка.
Анжелика осталась одна, недоумевающая и пораженная увиденным. Ей казалось, что все происходит во сне, что стоит только открыть глаза и все рассеется, как мираж в пустыне…
Но глаза были широко раскрыты, а легкое дыхание близкого моря убеждало, что все это явь.
Вдруг она заметила темную фигуру, спускающуюся к ней по мраморным ступеням от дворца.
Что-то близкое и родное почудилось в приближающейся фигуре. Еще не разглядев лица, но увидев и услышав знакомое прихрамывание человека, Анжелика, боясь поверить своим глазам и слуху, пристально всмотрелась, и бурная радость охватила ее.
— Жоффрей! Жоффрей!..
— Анжелика!..
В эти возгласы было вложено столько чувства и нежности, что других слов и не требовалось. Они были так взволнованы, что долго стояли, молча обнимая, и целуя друг друга, а потом медленно пошли наверх к светлому дворцу, где ждала их любовь!