Анжелика и султан - [11]

— Вот и товар! — сказал он. Когда его помощник со всадницей медленно проходил мимо говоривших, капитан сделал ему знак. Пьер Матье, повинуясь жесту, приоткрыл лицо всадницы и снова закрыл.

— О, Аллах! — воскликнул пораженный перс, увидев лицо и разглядев сквозь накидку соблазнительные формы пленницы.

— Ха-ха-ха! — засмеялся де Скренвиль над восхищенным персом, сладострастно поглаживающим свою окрашенную хной бороду.

Они были давно знакомы, и де Скренвиль знал, что большинство рабынь, проходящих через руки рыжебородого работорговца, поставляющего наложниц в гаремы восточных владык, побывали в его постели.

— Эта роза не для тебя — она имеет слишком много острых колючек, — предупредил он перса.

Пьер Матье, держа поводья лошади, на которой ехала Анжелика, давал ей объяснения.

Он жалел Анжелику, но так, как жалеет купец очень дорогой и хрупкий товар, поэтому, заботясь о состоянии ее здоровья и внешнего вида, сразу дал ей понять, что видит в ней только собственность капитана и команды, которым она должна дать максимальную прибыль.

Анжелика впервые попала в такой город и, несмотря на чудовищность своего положения, с любопытством озиралась вокруг, время от времени задавая помощнику капитана вопросы, на которые тот обстоятельно отвечал.

Вдруг она оживилась, и сердце ее радостно забилось вспыхнувшей надеждой на возможность освобождения; она увидела знакомые дворянские камзолы и услышала родную речь.

— Ведь это французы? — полувопросительно-полуутвердительно обратилась она к Пьеру Матье.

— На них можете не рассчитывать, — пренебрежительно махнул рукой помощник. — Здесь, на критском рынке, царят свои законы. Вы —= военный трофей господина де Скренвиля. Поэтому никто вас не спасет.

— Даже мальтийские рыцари? — спросила она, указав рукой на группу европейцев в белых плащах, на которых красовались кресты.

— Их шпаги тут бессильны! — отрезал помощник.

— А золото?

— Да, они иногда принимают участие в аукционах, — нехотя согласился Пьер Матье, — но у них мало золота.

— А разве монахи вступают в торги? — удивилась Анжелика.

— Ничего не поделаешь, — объяснил помощник. — Крит — это пороховой погреб, где сошлись ислам и христианство. Достаточно одной дипломатической ошибки и будет взрыв!

Весь дальнейший’ путь Анжелика, угнетенная услышанным, уже не задавала вопросов и не обращала внимания ни на что.

Глава четырнадцатая

Седой мусульманин в чалме и с молотком в руке подошел к возвышению в центре амфитеатра, окружающего небольшую открытую площадку, и закричал:

— Мы продолжаем торги и представляем вам подлинное чудо! Жемчужина французского королевства, принадлежащая господину де Скренвилю. Речь идет о женщине белой расы, молодой, светловолосой, с зелеными глазами, безупречной фигурой и лицом редкой красоты!

Двое слуг вывели на площадку Анжелику в той же полупрозрачной накидке и сняли ее.

Де Скренвиль знал, как показать достоинства фигуры и внешности. Он заставил пленницу надеть только узенькую полоску сверкающей материи, слегка закрывающую полную грудь, и узкие трусики из такого же материала. На лбу красовалась жемчужная диадема, стягивающая пышные волосы.

Пораженные открывшейся красотой присутствующие сначала словно окаменели, а потом, очнувшись, возбужденно загалдели между собой.

Анжелика почти физически ощущала на себе похотливые взгляды, жадно пожирающие ее с головы до ног, но стояла спокойно и надменно, решив все вынести и при первом же удобном случае — бежать!

Дождавшись, когда опять наступила относительная тишина, председатель продолжал:

— Мы начинаем торги с двадцати тысяч.

— Двадцать пять тысяч! — сразу же поднял руку низкорослый араб, не отрывая от пленницы глаз Это был один из самых крупных работорговцев города Калди, где находился невольничий рынок.

— Тридцать пять! — подал голос перс Сулейман, знакомый капитана де Скренвиля, сидящий недалеко от него и помощника, которые заинтересованно наблюдали за разгорающимися страстями.

— Сорок пять тысяч, — добавил араб.

— И вы хотели ее убить? — с усмешкой спросил помощник капитана.

— Пятьдесят тысяч! — повысил цену Сулейман.

— Пятьдесят пять! — не уступал низкорослый араб.

— Шестьдесят тысяч! — сверкнув глазами, глянул на своего соперника перс.

— У тебя не хватит денег, чтобы перебить мою цену! — вскочив на ноги, закричал персу низкорослый араб. — Шестьдесят пять тысяч! — обратился он к председателю торгов.

— Я даю за нее семьдесят тысяч! — поднялся распаленный Сулейман.

— Семьдесят тысяч — раз, семьдесят тысяч — два, — начал отсчет председатель, но его вдруг прервал хрипловатый бас:

— Сто тысяч цехинов! — поднял руку огромный мулат с лицом, обезображенным оспой, сидевший до этого молча в окружении хмурых плечистых людей в кожаных камзолах, хорошо вооруженных и державшихся обособленно от окружающей толпы торговцев людьми.

Все, как по команде, повернулись в ту сторону и с удивлением разглядывали нового покупателя и его спутников.

— Сто тысяч — раз, сто тысяч — два, — снова начал вести отсчет пораженный ценой председатель, ни разу не слышавший о подобных ставках на торгах за женщину.

— Сто двадцать! — с надрывом закричал обезумевший Сулейман, понимая уже, что его надежда нажиться на перепродаже пленницы лопнула, как мыльный пузырь, но не в силах сдержать себя, назвал всю сумму, которой располагал и на которую он рассчитывал купить несколько невольниц.