— Ну, на таких условиях вы скоро ее получите, — со слащавой улыбкой поклонился бывший маркиз.
— Надеюсь! — протянул Рескатор и направился к выходу.
— Жоффрей! Жоффрей! — шептали спекшиеся губы Анжелики, метавшейся в беспамятстве за переборкой в капитанской каюте.
— Я рассчитываю на вас! — добавил Рескатор, обернувшись в дверях кают-компании к двоим, оставшимся там.
Затем он вышел на палубу и сел в лодку, дожидавшуюся его.
— Ну, теперь-то ты понимаешь, что мы можем за эту женщину получить вдвое больше, чем рассчитывали? — прервал помощник молчание, наступившее после ухода знаменитого пирата.
— Рескатор не шутит, — предупредил его капитан бригантины — Может, ее за борт? — спросил он', предвидя последствия продажи маркизы в рабство.
— Экипаж уже давно не получал своей доли, а она кое-что стоит, — настаивал помощник, и де Скренвиль, преодолев страх возмездия, согласился, понимая, что недовольная команда судна может бросить его за борт кормить рыб, если он не сунет им денежной подачки.
Пока шел этот разговор, Анжелика все так же бредила:
— Жоффрей! Жоффрей!
— Ставить паруса! — приказал Рескатор, взойдя на мостик своего, корабля и бросая последний взгляд на стоящую невдалеке бригантину. Какое-то смутное ощущение тревоги не покидало его, и он не мог понять причины. Конечно, если бы он мог хотя бы предположить, что его нагло обманули на бригантине, он перевернул бы все на ней, но это ему и в голову не приходило.
— Все по местам! — закричал Янсон. — Ставить паруса.
И шхуна, расправив белоснежные полотняные крылья, полетела дальше по легким волнам морского простора.
Трое суток боролся организм Анжелики с иссушающей лихорадкой. Бывший маркиз, видя ее тяжелое и беспомощное состояние, приказал Марселине ухаживать за больной.
Ее заботы и выносливость Анжелики сделали свое дело >:— через трое суток она, опираясь на плечо служанки, вышла подышать свежим воздухом. Видя, как маркиза стоит, полузакрыв глаза, Марселина спросила:
— Вы не желаете вернуться в каюту и отдохнуть?
— Нет, нет, здесь так хорошо, — живо отказалась Анжелика, с наслаждением вдыхая свежий морской воздух полной грудью и чувствуя, как силы постепенно возвращаются к ней.
— Вы были в забытьи три дня и три ночи, — прошептала служанка, пугливо озираясь по сторонам, — все это время в бреду вы кого-то звали: Жоффрей, Жоффрей.
Анжелика слабо улыбнулась, но ничего ей не Ответила.
Приосанясь, с усмешкой на полных губах, словно между ними были хорошие отношения, к дамам приблизился капитан.
— Итак, мадам, как вы себя чувствуете?
— Великолепно! — саркастически усмехаясь, ответила графиня.
Похоже на правду, — сделав вид, что не замечает ее сарказма, согласился капитан, отметив порозовевшие щечки красавицы. — Вы произведете фурор на критском аукционе, — наклонился к ней бывший маркиз и, словно сообщая ей очень приятное известие, продолжал: —Это самый большой невольничий рынок на Средиземном море!.
— Вы не продадите меня! — вспыхнула Анжелика.
— Почему?
— Я сделаю так, что не продадите. Я себя изуродую!
— Хм! — засмеялся де Скренвиль. — В таком случае, камень на шею и на дно! — жестко заявил он, погасив любезную улыбку и отходя от нее.
— Какая, жестокость! — прошептала сникшая Анжелика, понимая, что бессердечный капитан, не задумываясь, может исполнить угрозу, и в сопровождении все слышавшей служанки она вернулась в каюту, где предалась своему отчаянию, и не выходила оттуда до прибытия бригантины на Крит.
Узкие улочки восточного города, ведущие на невольничий рынок, были заполнены самой пестрой публикой. Слышалась многоязычная речь, туда-сюда сновали многочисленные торговцы и покупатели из дальних стран и Средиземноморья.
Тут показывали свое умение фокусники, просили милостыню нищие, гордо прохаживались богатые арабы. Попадались в толпе и европейцы, прибывшие из различных государств материка.
Возчики погоняли ослов, лошадей и верблюдов, нагруженных разнообразными товарами и большими кувшинами с пресной водой. Стоял шум и гам, как это обычно бывает в восточных городах.
Здоровенный глашатай, идущий впереди лошади, на которой покачивалась женская фигура, закутанная с головы до ног в полупрозрачную накидку, громко кричал:
— Сегодня на большом аукционе господин де Скренвиль выставит женщину ослепительной красоты!
Несколько богатых арабов, сидящих в тени и прихлебывающих чай, лениво переговаривались между собой.
— Наверное, впервые в жизни глупцу де Скренвилю досталась редкая птица, — сказал крайний мужчина, подняв глаза и силясь разглядеть женщину на лошади.
— Сомневаюсь, — засмеялся его собеседник, — пока я ее сам не увижу, ни за что не поверю.
— Великолепный цветок! Маркиза французского королевства! — надрывался глашатай.
— Французская маркиза? — удивился смеявшийся араб.
— Наверно! Не станет же он врать перед аукционом, — с недоумением проговорил собеседник.
В другой кучке богатых мусульман находился сам де Скренвиль, одетый в лучший камзол.
— Есть ли в восхвалениях хоть доля правды? — наклонился один из них, перс в нарядном халате и чалме, к бывшему маркизу.
— Только правда, — самодовольно подтвердил капитан.
