Антропология революции - [149]
Интересно, что при устном интервьюировании рассказ информанта о семейной истории, связанной с революцией, разворачивается совершенно определенным образом. Сначала интервьюер предлагает опрашиваемым в свободной форме рассказать о своей семье и получает в ответ длящуюся от пяти до двадцати минут речь — она представляет собой стандартный, отработанный за долгие годы жизни нарратив, открывающий потенциальному собеседнику «самое важное» из того, что ему надо знать о семейной истории. В этом нарративе рассказчики из «красных» семей охотно представляют себя в качестве наследников революционеров, с удовольствием упоминая один-два факта, достаточных для появления у собеседника «правильных» ассоциаций. Примерно по этому же принципу строится и авторский рассказ и в большей части изученных мемуаров бывших работников аппарата ЦК КПСС.
Заведующий сектором союзных республик (1965–1985) отдела пропаганды Николай Черных:
Родился я 25 марта 1919 года в сибирской деревне Савино, Кежемский район — это на границе Красноярского края и Иркутской области, в семье крестьянина, охотника и рыбака. Сельское хозяйство там было важным, но подсобным. Деревня была расположена на острове, так что я островитянин. Это дало мне возможность спастись от колчаковцев. Отец — Черных Стефан Александрович — у меня в партизанах был в это время, они разыскивали мать — Черных Матрену Степановну — и меня только родившегося. В начале апреля Ангара уже стояла на весеннем паводке, они туда не смогли пробраться на остров. Отец в Гражданскую был партизаном Щетинкинской дивизии. В Сибири такая была дивизия под командованием [Петра] Щетинкина[664]. Колчака они гнали по Ангаре[665]. Он член партии с 1932 года. Он был председатель колхоза, председатель сельсовета, председатель профкома лесной промышленности Кежемского района.
Как правило, подобными сведениями информация об участии отца (родителей) в революции и Гражданской войне и ограничивается. Из всех опрошенных только один, консультант отдела науки (1974–1976), доктор исторических наук и профессиональный историк партии Всеволод Иванов, смог относительно подробно изложить основные факты биографии своего отца. Да и то, чтобы получить относительно подобную информацию о нем, потребовался ряд уточняющих вопросов:
Он мне рассказывал, когда стоял их «минзаг» — минзаградитель в Хаапсалу, Гапсале, это как раз при входе в Финский залив база была[666]. И пришло от Центробалта[667] распоряжение команду снаряжать в Питер, на вооруженное восстание. А отец был еще беспартийный. А на корабле был один только большевик, который пользовался огромным уважением. Команда собралась, и он спросил: «Кто пойдет?» Вся команда. И командир корабля попросил его: «Оставьте мне хоть матросов, чтобы корабль-то, все-таки война идет». Все пошли воевать за советскую власть в Питер. И мой отец тоже. Причем [сами] шли, никто их не тащил. По идейным соображениям. Знали, что там можно погибнуть. Вступил в партию, конечно, в 1918 году. Он же участвовал в операциях наземных, ходил в атаку.
Вместе с тем опрашиваемые и мемуаристы из семей «красных» охотно упоминают о политических дискуссиях 1930-х годов, которые вели родители с друзьями и которым они в свои детские годы были свидетелями. Точнее, линия рассказа обычно такова: революция, послевоенное устройство отца с помощью старых армейских друзей, круг друзей отца в годы репрессий и нередко (но далеко не всегда) репрессии против них. Это привычная нам идеологическая модель «шестидесятничества», где основными звеньями сюжета являются революция — репрессии — война — послевоенные потерянные годы.
Заместитель заведующего отделом пропаганды (1970–1978), заведующий отделом науки (1983–1986), секретарь ЦК КПСС и член Политбюро (1986–1991) Вадим Медведев довольно подробно говорит об этом:
Сколько-то времени проработал отец в Самаре, в органах потребительской кооперации. Конечно, в Питере [с дореволюционных времен, когда отец занимался отходничеством и был приказчиком в лавке] у него было много друзей, сослуживцев, между ними были хорошие связи и до конца жизни оставались. И не знаю уж, каким образом, но, видимо, кто-то из Центросоюза[668], его направили в Туву — советником тувинского Центросоюза. Тува это тогда была заграница. Конечно, [в Самаре] мы жили очень плохо, бедно, да еще такая большая семья. А в Туве для зарубежного специалиста оказался чуть ли не рай земной, тем более, в России — коллективизация, голодные годы. И мы вернулись уже в 1934 году и осели в городе Ярославле. Отец стал начальником отдела или управления какого-то по снабжению на заводе «СК 1», то есть Синтетического каучука № 1. Я уже те времена хорошо помню. Когда в 1937 году начались репрессии, обстановка была тяжелая. И отец тоже был затронут… ему вспомнили, что во время [антикоммунистического] восстания Озеровского, в Ярославской губернии[669] [где отец Медведева, большевик, был председателем сельсовета. — Н. М.], его от второго ареста освободил местный учитель Великорецкий, который выпустил его из здания школы, куда его заперли. Они были не то чтобы друзьями, но вели разные разговоры, дискуссии. И отец бежал в Данилов от этого восстания. Так вот вспомнили, почему это его освободили. Нашлись какие-то там люди, которые стали показывать… Потом еще было предъявлено требование к нему, что он, будучи директором Дома крестьянина в Данилове в 1923 году принял на работу человека по фамилии Сироткин
