Антони Адверс, том 2 - [26]
Он - мужчина, муж. "Господи! - думал он. - Я повзрослел! Какая удача, что мистер Бонифедер подарил мне этот секстан! Какая забота с его стороны!" Впервые он увидел старого джентльмена с совершенно новой точки зрения, увидел неутомимого труженика. "Я - его наследник!" Антони преисполнился множеством похвальных намерений. На карте Атлантического океана он отметил точные координаты места, где достиг зрелости.
Глава XXVIII. Семя чуда
Течение времени в длительном путешествии, как Антони вскорости обнаружил, измеряется не корабельными склянками, не хронометром, ни даже сменой дня и ночи; его протяженность определяется как смена настроений под влиянием погоды и широты. Заметил Антони и другое: этим же настроениям подвержен корабль как личность, наделенная известной волей, личность, которой желательно потакать, а не указывать. Например, взбудоражено-озабоченное настроение, в котором отплывали из Генуи, улеглось и сменилось спокойно-привычным, длившимся до шторма. Потом от побережья Триполи до точки к юго-западу от Гибралтара их гнал шторм. Конечно, они быстро покрыли большое расстояние, но небеса нависали свинчаткой, корабль мотало из стороны в сторону, дождь, брызги, перехлестывающая через палубу вода затрудняла движения. Всем было сыро и неуютно. Все засучили рукава и преисполнились суровой решимости.
Однако стоило свернуть на север, как весь корабль преобразился. Ветер свистел негромко и весело. Бригантина неслась вперед, порой притормаживая станцевать и плеснуть, играючи, водой. Воздух был свеж, солнце сияло. Печаль растворилась. В корабельном журнале можно было бы отметить некоторую деловитую беспечность и счастливую самоуспокоенность. По мере продвижения на восток воздух теплел, становился вязким и навевал леность. Ветер спотыкался. Возле Азорских островов в конце июля человек движется подобно кораблю - с неохотой. А ведь они еще не добрались до бодрящих пассатов. Ласковые порывы южного ветра налетали с левой скулы.
Между тем - время и состоит главным образом из таких "между" - свободный от обязанностей по судну, кроме прокладки курса, Антони нашел время перерыть сундук и изобрести для себя времяпровождение столь приятное, что это даже его тревожило. Мадонну он оставил спеленутой. Под плащом, куда велел заглянуть мистер Бонифедер, обнаружился тугой парусиновый сверток со ста гинеями. Там же был деревянный ящичек с томами in-quarto, которые мистер Бонифедер специально для него отдал заново переплести в телячью кожу. Их Антони и начал поглощать, от Ариоста до Яна Гевелия.
Он мог читать, сколько заблагорассудится, и обдумывать, хоть полдня. Течение событий остановилось, не надо было знакомиться с новыми людьми, приноравливаться к ним, теперь у Антони было время думать о бытии вообще, сортировать и расставлять по полочкам, выяснять причины и следствия; оценивать.
Прошлое лежало перед ним в обозримой перспективе, из которой можно выбирать. Ему казалось, что там он видит себя, каков он есть. Он стал воссоздавать себя таким, каким бы хотел быть. Отсюда обещания и зароки, сердечная боль и томление, сожаления, надежды, порою слезы и чаще смех в тени шлюпки, под убаюкивающее движение корабля, под звуки воды и ветра, когда исчезает время. В ту пору Антони познал все печали и радости относительного одиночества.
Кое-что он в себе осознал и не принимал больше как данность. Кое-что он хотел бы в себе изменить. Например, неумение разделить свое восприятие внешнего мира и сам мир. Может быть, это оттого, что чувства его так яростно и в то же время нежно набрасываются на вещи и переплавляют их образы во что-то иное? И если дело в этом, то как же воспринимаемый мир, как события в нем соотносятся с происходящим вовне? Что он может считать реальностью? Какой мир принять? Можно ли отыскать приемлемый компромисс?
До сих пор он знал лишь одно место, где эти миры соприкасаются. Это нечто, идеальное или действительно существующее, олицетворяла для него мадонна. Теперь он понимал, что лишь по стечению обстоятельств именно в ней, в конкретном ее изображении видит он образ существа, соединяющего в себе внешний и внутренний миры. Что-то должно управлять жизнью и реальностью, впечатлением и фактом, человеком и природой. Это что-то было ему родным, словно частью своей обитало в нем. И тем не менее он - часть природы, тем не менее вокруг - мир материальный. Его шатало не только от качки, когда он пытался это постичь.
Он больше не смущался, что его образ средоточия внешнего и внутреннего миров лежит в сундуке, замотанный тряпьем. Может быть, это нелепо, а может быть и нет. Удобно иметь некое зримое изображение того, в чем нуждаешься. Не надо воспринимать его слишком буквально, можно посчитать привычкой, опорой, к тому же, как говорил отец Ксавье, этот образ, возможно, несет в себе дальнейшее свое развитие.
Это очень древний образ, человечество вынашивало его тысячелетиями. Если попытаться создать новый, наверно, он будет математическим. Антони это пугало. Почему? Цифры выражают голую мысль. Жизнь - больше мысли, ибо есть еще чувства. Цифра цифр - ноль. Так что математическая мадонна была бы еще нелепей мадонны глиняной. К математическому образу нельзя подобрать даже местоимения. Слово?
Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».
Первое в своем роде полное исследование Балтики как интереснейшего региона: взлет и падение величайших династий, драматические события, связанные с такими городами, как Санкт-Петербург, Стокгольм, Копенгаген, Гданьск, Ревель (Таллин), Рига и Мемель (Клайпеда), изменения, которые повлекло за собой новое мышление эпохи Просвещения, развертывание угрозы наполеоновской Франции и последствия Первой мировой войны и русской революции. Издание снабжено черно-белыми и цветными иллюстрациями, а также генеалогическими древами правящих династий и хронологическими списками событий. «Моей целью было дать общее представление об истории Балтийского региона, который объединяет различные земли, принадлежащие сейчас Швеции, Дании, Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве, Польше, России, Белоруссии и Германии, через жизни сформировавших ее людей.
Тропы повсюду. Тропы пронизывают мир – невидимые муравьиные тропы, пешеходные тропинки и дороги между континентами, автомагистрали, маршруты и гиперссылки в сети. Как образуются эти пути? Почему одни втаптываются и остаются, а другие – исчезают? Что заставляет нас идти по тропе или сходить с нее? Исходив и изучив тысячи вариаций различных троп, Мур обнаружил, что именно в тропах кроятся ответы на самые важные вопросы – как сформировался мир вокруг нас, как живые организмы впервые выбрались на сушу, как из хаоса возник порядок и, в конце концов, как мы выбираем нашу дорогу по жизни. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Март 1919 года. Все говорят о третьей волне испанского гриппа. После затишья, оно длилось всё лето, и даже думали, что с пандемией покончено, ограничения стали очень суровы. Но, чёрт возьми, не до такой же степени! Авантюрист Джейк Саммерс возвращается из Европы после очередного дела – домой, в окрестности Детройта, где с недавних пор поселился вместе с компаньоном. Возвращается один: ловкий прошмыга (и будущий писатель) Дюк Маллоу застрял в карантине – не повезло кашлянуть на таможне. Провинциальный Блинвилль, ещё недавно процветающий, превратился в чумной город.
Князь Сергей Сергеевич Оболенский, последний главный редактор журнала «Возрождение», оставил заметный след в русской эмигрантской периодике. В журнале он вел рубрику «Дела и люди»; кроме того, обладая несомненным литературным талантом, с 1955 г. под своим именем он опубликовал более 45 статей и 4 рецензии. Наша публикация знакомит читателей с полной версией книги «Жанна – Божья Дева», которая, несомненно, является главным итогом его исследовательской и публицистической деятельности. Многие годы С. С. Оболенский потратил на изучение духовного феномена Жанны д’Арк, простой французской крестьянки, ставшей спасительницей своей Родины, сожженной на костре и позже причисленной клику святых Римско-католической церковью.
Судьба румынского золотого запаса, драгоценностей королевы Марии, исторических раритетов и художественных произведений, вывезенных в Россию более ста лет назад, относится к числу проблем, отягощающих в наши дни взаимоотношения двух стран. Тем не менее, до сих пор в российской историографии нет ни одного монографического исследования, посвященного этой теме. Задача данной работы – на базе новых архивных документов восполнить указанный пробел. В работе рассмотрены причины и обстоятельства эвакуации национальных ценностей в Москву, вскрыта тесная взаимосвязь проблемы «румынского золота» с оккупацией румынскими войсками Бессарабии в начале 1918 г., показаны перемещение золотого запаса в годы Гражданской войны по территории России, обсуждение статуса Бессарабии и вопроса о «румынском золоте» на международных конференциях межвоенного периода.
В представленной читателю книге журналиста, писателя и профессора EPFL (Федеральной политехнической школы Лозанны) Эрика Хёсли соединилось профессиональное, живое перо автора и его страсть к научной работе. Подробно и глубоко он анализирует историю, которая, по его мнению, превосходит любой вестерн – великий поход в Сибирь и завоевание русского Севера. Перед нами не только архивные страницы этой эпопеи, – хотя фактическая сторона дела написана очень скрупулезно и сопровождается картами и ссылками на архивы и документы, – но интерес автора к людям: их поступкам, мотивам, чувствам, идеям и делам.