Антология средневековой мысли. Том 2 - [30]
Однако мы, тем не менее, всегда пользуемся тремя вреднейшими аргументами, защищая то, что мы делаем и говорим, а именно: это подтверждено примером; это обычно так; это общераспространенно, следовательно, это должно быть сделано. Но из того, что было сказано ранее о том, как обстоит дело в значительном большинстве таких случаев, следует противоположное этому выводу. Так устраним же эти три язвы, вводящие в заблуждение всякого человека, и четвертую, а именно защиту собственного невежества через отрицание неизвестного нам при хвастливом выставлении напоказ того, что мы знаем. Поистине, эта — хуже трех других, поскольку является их причиной. Ведь так как человек защищает свое невежество, он, отрицая чужое и выпячивая собственное знание, делает сам себя авторитетом, но авторитетом шатким. И тогда, поскольку никто не ошибается в одиночестве, но распространяет свое безумие на ближайших, как указывает Сенека во второй книге «Писем»[97], этот авторитет распространяет свое мнение и заражает им самое множество. И так как любой человек любит свои труды, как говорит Аристотель в четвертой книге «Этики»[98], и ясно, что любимое мы охотно превращаем в обычай, то этот авторитет обращает собственное мнение в обычай и воспитывает в нем толпу. И, тем самым, эти три зла, а именно шаткий авторитет, суждение толпы, обычай, проистекают из защиты собственного невежества с выставлением напоказ того, что известно, и отвержением того, что неизвестно. Итак, откроем свое невежество в поисках лекарства мудрости и не будем похваляться ничем, но смиренно учить других и не отвергнем то, что нам неизвестно, и без споров, не приводя никого в смущение, оставим то, о чем мы знаем, что оно ложно, с извинениями за человеческую слабость! И отклонив множество примеров и всегда относясь с подозрением к обычаю, да будем мы среди немногих, и, насколько сможем, войдем в число мудрецов и святых, и избежим мнения толпы. Ибо всегда от начала мира все мудрые — святые и истинные философы — отмежевывались от мнения толпы как в науке, так и в жизни, потому что тот, кто принадлежит к большинству, заблуждается и никогда не совершенен.
Всю первую часть Opus Maius я посвящаю данному предмету, потому что никакое убеждение не может стать истинным, если эти причины не будут исключены. И я никогда не хотел [ни в чем] убеждать человека — ни в отношении научных занятий, ни в то, что касается жизни, не призвав его прежде отбросить эти [причины заблуждения], как отраву. И я желал бы, чтобы он, по крайней мере, удержал в памяти это суждение из второй книги «Писем» Сенеки: «Среди причин наших бедствий — то, что мы живем по примерам и не умозаключаем с помощью разума (ratio), но следуем обычаю. Поэтому, если [тем или иным образом] поступали немногие, мы не желаем подражать им; когда же многие начинают [так] делать, делаем и мы, поскольку более употребительное как бы более достойно. Среди нас, там, где совершается общеупотребительное, ошибка занимает место правильного»[99]. Во всей мудрости теологии, канонического права и философии нет столь прекрасного высказывания об этом предмете, где в одном последовательном суждении перечислялись бы эти три причины наших заблуждений. Прекрасное изречение, достойное любого мудреца и открытое самим Богом. Отчего ап. Павел и говорит в письме к Сенеке: «Тебе, многознающему, отрыто то, что Бог (Divinitas) дал [знать] немногим»[100].
Итак, если бы мы захотели исключить три эти язвы и четвертую наиглавнейшую, тогда мы смогли бы во всем видеть истину и избавить себя от лжи как в жизни, так и в мудрости. И если мы начальствуем над другими, мы смогли бы отвести от них всякую возможность невежества и греха. Поэтому данное размышление наиболее важно для князей и прелатов, поскольку они должны иметь попечение не только о себе самих, но и о вверенном им простом народе, который всегда направляем властью начальствующих, ведь то, что угодно первому [среди народа], имеет для него силу закона. И множество, приняв истину, изменит мнение о простом, как говорит Иероним в комментарии к Исайе[101]. Поэтому хотя и нельзя привести [народ] к совершенству, поскольку оно противоречит природе толпы, но вполне можно привлечь к познанию истины, если тот, кто предводительствует, являет ее словом и делом (ведь причина того, что неверные не обращаются к вере, заключается в том, что их князья и прелаты удерживают их в заблуждении, и так — во всех отношениях). Но бесчисленны недостатки тех, кто предводительствует в наше время и в научных занятиях, и в жизни. Отсюда понятно, что подчиненное им множество бесконечно ошибается.
